Я живу сейчас в доме погибшей женщины. Подруга сказала — я нашла для тебя дом. Я приехала. Дом оказался довольно большой, обстановка стариковская, но всё опрятно. Много иконок и советской всякой всячины тоже много.

— А кто здесь жил? — спросила я.

— Бабушка жила хорошая. Вышла в огород и убило её осколком. — буднично сказала подруга.

«Интересно девки пляшут», — подумала я.

Смерти в доме, впрочем, не чувствовалось.

Было именно то ощущение — русский не умирает, русский просто выходит из дома и растворяется.

В нашем случае — не в метели, а в знойном донецком лете. Вышел и испарился, полив свой огород, вместе с последними каплями влаги. Дав силы жить дальше капусте, пахучим травам и колючей плетущейся розе.

Сейчас роза спит. Высохли её листья, опали цветы, истончился стебель. Холодный степной ветер треплет ее, но она не поддаётся, только скрежещет о стену дома, как колючая проволока.

В десяти километрах от этого дома — позиции, которые держит один мой товарищ, Стас. Уже лейтенант. Оттуда они пойдут в наступление.

В двенадцати километрах — населённый пункт, близ которого ранило другого друга, артиллериста. Вчера я подумала — а ведь, кажется, его ранило как раз в тот день, когда я приехала смотреть дом. Ходила по комнатам, рассматривая иконы и хозяйский хрусталь, а Сан Саныч наш в это время лежал навзничь с разорванным животом, смотрел в небо и вспоминал французские стихи.

На самом деле я не знаю что он вспоминал. Как-то не спрашивала. Но хорошо, что будет ещё такая возможность. Спросить.

Как Льву Толстому у молодого князя Андрея: «Что ты видел в небе над Невельским?»

Больше интересных авторских материалов от Наталии Курчатовой относительно ситуации в Донбассе читайте в Telegram-канале «Возле войны».