+38
Сохранить Сохранено 7
×

Живое и мёртвое: что общего у России и Бразилии


Живое и мёртвое: что общего у России и Бразилии

Беспорядки в столице Бразилии в начале января привлекли внимание всего мира и даже смогли пробиться в заполненную боевыми сводками российскую новостную повестку. Произошедшее вышло далеко за пределы нормальности в том её виде, какой она установилась в стране после демократизации начала 1990-х, и, вероятно, станет одним из пиков исторически присущей бразильскому обществу политической поляризации.

Если рассматривать происходящее именно в этом ключе, уйдя от обсуждения эмоций и сиюминутных в историческом смысле идеологем, то перед нами довольно интересный кейс кризиса молодой демократии. Помимо прочего он интересен для сопоставления с реальностью Российской Федерации, которая является почти ровесницей бразильской новой, или шестой, республики, но пошла совсем по другому пути. В этой статье мы попробуем сравнить некоторые точки в истории двух стран в надежде, что такой подход поможет российскому читателю лучше понять происходящее в далекой Бразилии и у него дома. 

Мифологизация диктатур

Эра Варгаса
Эра Варгаса. © flickr.com

Россию и Бразилию объединяет хоть и отдалённо, но все же схожая история XX века, где обе нации пережили гражданские войны, этапы национального строительства, региональный сепаратизм и диктатуры… В Бразилии их было две, причём очень разных: постоянно менявшая свои идеологические основы и в итоге принёсшая Бразилии трабальизм (левопопулистский проект, базирующийся на идее о борьбе за права рабочих) каудилистская диктатура Варгаса и условно правая военная диктатура, которая была не персоналистской. Конечно, они несопоставимы по уровню террора, насилия и жертв и бразильским диктатуам далеко до масштабов сталинизма, но они похожи тем, что стали ярким историческим опытом, породившим основу для национальных мифов.

В российском варианте это миф о сильном и справедливом государстве, помноженный на принимающее разные формы имперское мировоззрение. В Бразилии это целых два мифа — о справедливом государстве-благодетеле и защитнике бедных времён Варгаса, которое «дало права рабочим», и миф о государстве военных, которые навели порядок, разобрались с «коммунистами» и «сделали Бразилию великой». Как и положено, под мифами есть основания, и, как обычно бывает, реальность куда сложнее, чтобы адекватно восприниматься в массовом сознании, а тем более по прошествии стольких лет.

Институты

Вооруженные силы Бразилии
Вооруженные силы Бразилии. © dvidshub.net

Бразильская история прошлого века имела одно важное отличие от российской. Демократия со всеми присущими ей институтами от свободной прессы до парламента и независимой судебной власти здесь в той или иной форме существовала до 1930 года, с 1946 по 1964 год и после 1984-го. То есть в общей сложности больше 60 лет XX столетия в Бразилии была пусть и не идеальная, но демократия. Она создала институты, с которыми до конца не смогла справиться ни одна из диктатур, возродившихся в 90-е и противостоящих авторитарным тенденциям в XXI веке.

В Бразилии играют особую роль вооружённые силы. В российской истории армия никогда не была политическим игроком и даже инструментом политической борьбы перестала быть ещё в далёком XVIII веке. Декабристское восстание или Февральская революция 1917 года — это скорее инициативы отдельных подразделений и командиров, а не действие вооружённых сил как института. В Бразилии военная верхушка политически субъектна. Она создала первую республику, вручила власть Варгасу в 1930 году, свергнув законного президента Вашингтона Льюиса. Потом она несколько раз пыталась свергнуть уже Варгаса, сильно влияя на его политику, пока в 1945 году не отстранила его от власти и не вернула страну к демократии. Армия снова взяла власть в свои руки в 1964-м и добровольно отдала её в 1984 году. Сегодня у вооружённых сил есть роль, определённая Конституцией, что не мешает им тем или иным путём выражать своё отношению к происходящему.

Расслоение общества и информационные пузыри

Протесты в Бразилии
Протесты в Бразилии. © Соцсети

Россия и Бразилия — страны с очень сильной социальной дифференциацией. В России это плод 1990-х и особенно первых 20 лет этого века, а в Бразилии она была всегда. В этой стране большую часть XX века шла вполне реальная классовая борьба, которая породила сильные профсоюзы и стратификацию общества по профессиональному типу с соответствующими возможностями и методами лоббирования цеховых интересов. В результате примерно так же, как в России, разделение общества на культурно-информационные пространства проходит в основном по возрастным границам, а в Бразилии — по профессиональным.

Разделение бразильского общества не ситуативно, как это происходит в последние годы в России, в южноамериканской стране общественные движения имеют реальное политическое представительство. Но антиэлитарный протест, начавшийся в 2013 году, поставил вопрос о преодолении доминирования в информационном поле. Попытка преодоления информационной блокады несогласной частью общества, как крайне правыми, так и крайне левыми, привела их к созданию горизонтальных информационных структур на основе социальных сетей, которые быстро выродились в источник информации крайне низкого качества, состоящий из набора суеверий, лженауки и просто ругани в адрес оппонентов.

Правые оказались подвержены этому больше, потому что куда большая их часть чувствовала непредставленность своего дискурса в традиционных СМИ. Избегая и кэнселя прямые дискуссии с этой частью общества, их загнали в информационное гетто. Ряд политиков решили воспользоваться ситуацией и, подчас чем-то напоминая треш-стримеров, стали надувать этот пузырь, идя по наиболее простому пути — за примитивным интересами и стремлениями аудитории.

Как Россия и Бразилия пошли разными путями

Президент РФ Владимир Путин с Президентом Бразилии Жаиром Болсонаро.
Президент РФ Владимир Путин с президентом Бразилии Жаиром Болсонару.© kremlin.ru

Обе страны пережили бурный рост экономик начала XXI века, но в Бразилии сворачивание этого роста благодаря сильным институтам и привыкшим к политической борьбе народным массам привело к импичменту преемника национального лидера через парламентскую процедуру. На мощной волне антиэлитарных протестов, которая в годы президентства Мишела Темера перевернула правый фланг бразильской политики, традиционные правые оказались слишком оторванными от масс, они буквально не могли найти общий язык с потенциальными сторонниками, которые уже в существенной части перебрались в параллельный мир социальных сетей. К тому же традиционные партии были скомпрометированы антикоррупционными расследованиями, лидер бразильских левых на тот момент экс-президент Луис Инасиу да Силва (Лула) был лишён права избираться, а за годы его всевластия на левом фланге других ярких лидеров не появлялось (что в немалой степени является его личной «заслугой»). В результате в 2018 году в стране победил правый популизм в лице Жаира Болсонару.

Все четыре года президентства Болсонару ознаменовались борьбой между ним с одной стороны и политическими институтами и региональными элитами с другой. Очень странными, порой на грани призыва к свержению конституционного строя, высказываниями он сплотил против себя едва ли не все остальные политические силы в стране. Обратной стороной этой динамики стала консолидация и радикализация его сторонников, а также ситуативное объединение вокруг его фигуры многих политических сил, которые выступали против Лулы, но у которых так и не появилось другого лидера.

Выборы 2022 года

Политическая картина к моменту начала выборов 2022 года была довольно примитивной — две борющиеся крайности, вокруг которых волей-неволей приходилось группироваться всем остальным по принципу «лишь бы не Лула» или «лишь бы не Болсонару». Страна разделилась пополам. Победа Лулы во втором туре была одержана с минимальным перевесом. Вообще, предвыборную кампанию по накалу радикализма в чём-то можно сравнить с кампанией «Голосуй — или проиграешь» 1996 года в России. Оба лагеря преподносили победу оппонентов едва ли не как конец света.

Была в этих выборах и своеобразная бразильская версия электронного голосования. Но, в отличие от России, речь здесь идет о голосовании в электронных урнах, без бумажного носителя в виде бюллетеня. Болсонару и его сторонники ещё задолго до выборов требовали отказаться от этой технологии, обосновывая это отсутствием возможности пересчитать голоса. По итогам голосования никаких похожих на российские статистических аномалий зафиксировано не было, но от этого доверие к результатам у сторонников Болсонару не окрепло. Устроившие независимый аудит военные (сам факт того, что они решили этим заняться, говорит о том, насколько серьёзно они относятся к своей политической роли) нарушений не выявили. Тем не менее наиболее радикальная часть сторонников Болсонару отказалась признать выборы. 

Даёшь военный переворот

Президент Бразилии Лула да Силва
Президент Бразилии Лула да Силва. © foreignbrief.com

И здесь началось интересное: радикальные болсонаристы стали требовать… военного переворота. То есть буквально акции протеста заключались в том, что они собирались у казарм военных и требовали от них вмешаться. Протестующие радикалы — это в основном люди возраста от 30 до 60 лет, среди которых много военных пенсионеров, посетителей протестантских церквей, мелкого и крупного аграрного бизнеса. Остаётся только удивляться, насколько парадоксальным образом их образ мысли похож на образ мысли левых популистов. В этом мироощущении должно случиться некое чудо, которое моментально решит все проблемы, будь то революция, военный переворот или ещё что-то, что развеет все беды и вернёт прекрасное прошлое. Призывающие к военному перевороту бразильцы — это те самые сторонники мифа о твёрдой руке, которая в их сознании ассоциируется с армией. Они чем-то похожи на своих ровесников в России, ратующих за восстановление СССР.

Если бы протестующие у казарм немного лучше знали историю, то понимали бы, что находящиеся в казармах солдаты и даже офицеры среднего звена не совершают переворотов, это удел военной верхушки. И митинговать, а тем более в праздники, бы было логичнее у пятизвёздочных отелей и люксовых курортов, причём расположенных далеко не только в Бразилии. Тем более что военная элита ни о каком перевороте, похоже, и не помышляла. Еще во время правления Болсонару военные на все его попытки выдать желаемое за действительное отвечали прямым указанием на то, что вооружённые силы будут действовать согласно Конституции. Вице-президент Амильтон Моуран во время одного из таких кризисов даже написал статью, в которой заявил, что армия не для того демократизировала страну, чтобы возвращаться к диктатуре.

В результате протесты из перекрытий дорог, с которыми удалось довольно быстро справиться, переродились в немногочисленные постоянные пикеты у казарм, чем-то похожие на знаменитые палаточные городки у Верховной рады Украины 2010-х.

Болсонару так и не признал победу да Силвы, но заявил, что будет действовать по Конституции, и… улетел в США. Многие связали этот жест с тем, что он испугался ареста после прекращения президентского иммунитета (его в чем только не обвиняют, но это другая история). Левые опасались провокаций на церемонии инаугурации Лулы первого января, но все прошло спокойно, кроме разве того, что ни Болсонару, ни Моуран не стали передавать президентскую ленту новому президенту.

День штурма

Протесты в Бразилии
Протесты в Бразилии.© Соцсети

Всё было довольно спокойно, и вдруг 8 января, в воскресенье, когда Лула был с визитом в пострадавшем от проливных дождей регионе штата Сан-Паулу, в столице начались беспорядки.

Ещё накануне стали поступать новости о том, что в столицу прибыли 80 автобусов с манифестантами. Вечером 7 января назначенный Лулой новый министр юстиции Флавиу Дину даже объявил, что для усиления местной полиции в столицу прибудут 400 бойцов полицейского усиления FNSP.

Прибывающие протестующие тем временем стали концентрироваться в палаточном городке, расположенном у Штаба армии. С утра 8 января ничто не предвещало столкновений. Полицейские даже выступали на митинге, объясняя правила поведения и маршрут следования колонны. В целом среди полицейских и военной полиции довольно много симпатизирующих протестующим, а среди протестующих значительное количество бывших военных и членов их семей. Это в целом социально близкие люди, и неудивительно, что всё проходило довольно спокойно и дружелюбно.

Колонна протестующих с минимальным полицейским сопровождением двинулась в сторону квартала правительственных зданий. Как позже заявлял министр Дину, митингующих не должны были пускать в правительственный квартал. Ещё в 13:00 поступали сообщения, что квартал перекрыт и полиция «проверяет всех подозрительных лиц».

От изначального места сбора митингующие прошли под присмотром полицейских примерно восемь километров и упёрлись в барьеры, установленные в непосредственной близости от здания Конгресса. На видео с этой демонстрации видно, что людей не так уж и много — несколько тысяч. По всей видимости, предполагалось, что там они будут митинговать, пока не разойдутся.

Примерно в 15:00 появились первые новости о прорыве полицейских барьеров и о том, что болсонаристы ворвались в здание Национального конгресса. Полиция реагировала неоднозначно. С одной стороны, были использованы спецсредства вплоть до резиновых пуль. С другой, многие наблюдатели отмечали довольно дружелюбное отношение со стороны военной полиции к демонстрантам (позже Лула заявил, что двери не были сломаны, а значит, их кто-то открыл изнутри). На видео заметно, что полицейских в это время было крайне мало.

После вторжения в здание Конгресса манифестанты захватили президентский дворец Планалту, а затем и здание Верховного суда Бразилии.

Около 16:00 министр юстиции Флавиу Дину и секретарь общественной безопасности федерального округа Андерсон Торрес почти одновременно выступили, пообещав направить подкрепления силам полиции. Как позже рассказал министр юстиции Флавиу Дину, примерно в 16:25 прибыли основные силы полиции, которые довольно быстро справились с радикалами. То есть у протестующих был примерно час на разграбление зданий. И это выглядит довольно странно.

Интересно мнение бывшего секретаря безопасности правительства федерального округа Артура Триндади. Он считает, что имела место «преступная халатность». Как он отметил, к зданиям ведёт всего одна дорога, и отрезать её с помощью полицейских кордонов и спецтехники не составляло труда. Кроме того, по его словам, даже с учётом выходного дня в городе было как минимум 2600 полицейских (едва ли не столько же, сколько протестующих), и они должны были располагать готовым для усиления подкреплением. Он привёл в пример митинги 2013 года, когда было намного больше протестующих и ничего подобного не было допущено.

Последствия 

Обвинения в провокации слышны с обеих сторон. Представители правительства обвиняют полицию в попустительстве и даже в помощи демонстрантам, а некоторые представители противоположного лагеря намекают на то, что власти сами намеренно спровоцировали беспорядки, чтобы иметь повод для политической зачистки.

Массовые беспорядки в Москве на манежной площади
Массовые беспорядки в Москве на Манежной площади. © Соцсети

Как бы то ни было, если продолжать сравнения с российскими реалиями, напрашиваются параллели с беспорядками в Москве 2002 года после футбольного матча Россия — Япония, когда тоже куда-то пропала полиция, что тоже вызвало массу домыслов о том, что это было и кому было нужно. Что стало следствием тех беспорядков? На их фоне прошёл закон о борьбе с экстремизмом с «резиновыми» формулировками, который положил начало формированию жесткого законодательства в отношении сначала политически неугодных радикалов, а потом и в отношении всех несогласных.
 
В Бразилии радикалы дали в руки новому правительству козыри, которыми оно, конечно, воспользуется настолько, насколько сможет. Уже проводятся обыски и аресты, наверняка будут «посадки» и большие штрафы. Представители правительства и Верховного суда требуют «добраться до тех, кто финансировал акции оппозиции», что надолго выбьет у болсонаристов финансовую поддержку. Нависла угроза суда и над Болсонару, которого Лула обвинил в организации беспорядков. Это грозит всё ещё весьма популярному экс-президенту если не реальным сроком, то лишением права быть избранным и невозможностью участвовать в выборах 2026 года. Лула уже 8 января ввёл в федеральном округе особое положение (так называемая федеральная интервенция). Сторонник бывшего президента губернатор федерального округа Ибанеис Роша, несмотря на публичные извинения, был отстранён Верховным судом на 90 дней, секретарь безопасности федерального округа Андрес Торрес арестован по возращении из США. По требованию Верховного суда Бразилии были разогнаны пикеты болсонаристов по всей стране.
 
Вместе с тем настроения наиболее радикальной части политического истеблишмента, требующей расправы над болсонаристами, причём не только над теми, кто непосредственно совершал преступления, становятся проблемой для Лулы. Эти настроения идут дальше рационального поведения и предполагают не предусмотренную в законодательстве коллективную ответственность и очень широкое толкование ряда законов. К примеру, либеральная бразильская пресса, которая с 8 января перешла в режим истерики, называет всех вторгшихся в правительственные здания не иначе как террористами. Не менее яркие высказывания делают и представители судебной власти. «Воюющий» с Болсонару все последние годы судья верховного суда Алешадри ди Мораес потребовал отказаться от «умиротворения» болсонаристов, использовав аналогию с политикой Невилла Чемберлена, то есть, по сути, сравнил болсонаристов с нацистами. Очень радикальное высказывание из уст судьи, тем более что речь идет как минимум о 30% населения страны.
 
Несмотря на яркую фразеологию, скорее всего, рационализм возьмет верх и никаких выходящих за пределы законности репрессий мы не увидим, как и принятия дополнительного репрессивного законодательства. Серьезным отличием бразильских политических реалий от российских является то, что бразильское правительство не обладает ни прямым, ни косвенным контролем над другими ветвями власти. Несмотря на то, что законодательная власть сейчас демонстрирует единство и поддержала введение особого положения в столице, провести любые репрессивные законы правительству будет почти невозможно. Не говоря уже о том, что армия, видимо, остается неким суперпредохранителем.
 
Лула понимает, что ему нужно заново построить отношения с военными. Он упрекает их в том, что не может на них положиться, говорит, что армия не может быть посредником и у неё есть определенная Конституцией роль, но при этом пытается всячески избежать любого конфликта.
 

Вице-президент Амильтон Моуран. © commons.wikimedia.org

А армия через бывшего вице-президента Амильтона Моурана требует воздержаться от излишне сильных репрессий, просит гуманного обращения с задержанными, соразмерного наказания и никакой коллективной ответственности. Моуран в ответ на массовые задержания пикетирующих Генштаб в Бразилиа заявил, что Лула действует «незаконно и негуманно», и призвал не «банализировать» такие определения, как «терроризм».

Стоит отметить, что у этой позиции есть довольно существенная общественная поддержка. При том что абсолютное большинство осуждает случившееся 8 января, по данным опроса Atlas Intellegence, 38% в той или иной степени с пониманием относятся к действиям радикалов. При этом Болсонару виновным не считает почти половина опрошенных. По данным другого опроса, проведённого Ipsos, 70% респондентов считают, что Болсонару виноват в случившемся, 39% считают, что вина лежит на Луле. По вопросу о наказании участников беспорядков мнение разделилось почти пополам. 41% респондентов считает, что должны быть наказаны только те, кто совершил какое-то насилие или порчу имущества, а не все участники беспорядков. 

Признаки жизни

Бразильские протесты
Бразильские протесты. © nymag.com

Общественная поляризация стала родовой травмой Российской Федерации. На том выжженном с точки зрения политического устройства поле, которое представляла Россия после 1993 года, не было шансов на общественный диалог, поиск политического обличия и форм выражения реально существующих в обществе политических течений. Без арбитров и сдержек в виде политических институтов любая рождаемая поляризацией политическая субъектность разных частей общества подавляется авторитарными методами. Это началось в 1990-е и продолжилось галопирующими темпами на фоне наркоза от роста экономического благополучия в 2000-е. Такое поведение власти вполне естественно и согласуется с логикой использования самых доступных инструментов, но неизбежно ведёт к её деградации.

На примере Бразилии мы сейчас видим похожую развилку. Отличие заключается в том, что, как бы кому ни хотелось, реальных возможностей перехода к авторитарному решению проблемы не просматривается, и каждая из сторон это понимает. А значит, политическое поле будет оставаться разнообразным, а бразильское общество будет продолжать бесконечный общественный диалог, который иногда за неимением других инструментов принимает такие формы. Государство продолжит своё развитие, идя от одного кризиса к другому, ругаясь и мирясь, как и положено всему живому.
 


  • Телеграм
  • Дзен
  • Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.

Нам важно ваше мнение!

+38

 

   

Комментарии (0)