В последние дни ушедшего 2022 года в календаре значились не только новогодние праздники, но и столетие важного исторического события — 30 декабря 1922 года в Москве прошёл I Всесоюзный съезд Советов, утвердивший декларацию об образовании Союза Советских Социалистических Республик на большей части территории сгинувшей Российской Империи.

Однако «построссийское пространство» тех лет было не единственным местом в мире, где в смутные годы после Первой мировой войны возникали советы «рабочих, солдатских и крестьянских депутатов» и давали прокламации о своей власти. На рубеже десятых-двадцатых годов прошлого столетия советские республики учреждались в Европе то тут, то там — даже в таких неожиданных местах, как Ирландия или Люксембург. А что уж говорить о погружённый в революционный хаос Германии или осколках Австро-Венгрии!

По этому случаю «Ридус» начинает серию материалов, посвящённых малоизвестным европейским «республикам Советов». Оставив за кадром наиболее известные кейсы установления «власти трудящихся» на Западе вроде советских Баварии и Венгрии, мы обратим пристальное внимание на более экзотические для отечественного читателя попытки «сделать как в России». 

Эльзас в тоскливом ноябре

Современный чинный Страсбург — центр французского Эльзаса — известен прежде всего как резиденция Европарламента и Европейского суда по правам человека. Однако многие из тех, кто с благоговением произносят эти названия, содрогнулись бы, узнав, что век с лишним назад в Страсбурге вместо стражей европейских ценностей заседала самая натуральная советская власть — ничуть не хуже, чем где-нибудь в Петрограде. 

К концу Первой мировой войны Эльзас и Северная Лотарингия с городами Страсбург, Мец, Мюлуз (Мюльхауз), Кольмар и другими уже почти полвека были провинцией кайзеровской Германии. Отвоёванные во время войны с Францией 1870–1871 годов, эльзасские и лотарингские земли пользовались в Берлине репутацией нелояльных — до конца столетия местные жители, хоть и говорили в большинстве по-немецки, избирали в рейхстаг в основном депутатов-сепаратистов и автономистов. Из общегерманских партий самыми популярными в Эльзасе-Лотарингии были социал-демократы, тоже не слишком дружные с властями Второго рейха. 

Видимо, поэтому Берлин не торопился предоставлять Эльзас-Лотарингии автономию, которой обладали другие княжества и королевства в составе императорской Германии — только в 1911 году у провинции появился свой земельный парламент (ландтаг).

В любом случае к началу мировой войны было уже поздно — эльзасцы норовили всеми правдами и неправдами избежать мобилизации в армию кайзера, выражая своё отношение к конфликту лозунгом «Без нас». Хотя порядка 400 тысяч уроженцев провинции всё же пополнили ряды германских войск и флота.

Поэтому, когда в начале ноября 1918 года во Втором Рейхе началась революция, те эльзасцы, которых всё же успели мобилизовать, стали одними из самых её активных участников, создавая свои политические организации по всей армии: например, «Совет эльзасцев-лотарингцев» действовал даже при оккупационной германской армии в Румынии. А вскоре Эльзас-Лотарингия смогла приобщиться к революционному процессу, так сказать, из первоисточника — местные военные моряки, участвовавшие в мятеже на флоте в Киле, стали возвращаться домой.

Мы здесь власть

8 ноября в Мец — центр германской Лотарингии — прибыл эшелон матросов, «самодемобилизовавшихся» с баз кайзеровского флота в Киле и Вильгельмсхафене. Они объединились с солдатами баварских полков, до которых как раз дошли вести о революционных выступлениях в Мюнхене и упразднении местной династии Виттельсбахов. Мятежники освободили арестованных солдат из военной тюрьмы Меца и подняли красное знамя, переделанное из флага недавней союзницы по мировой войне — Турции. 

При поддержке матросских и солдатских штыков социал-демократические профсоюзы Меца учредили революционный совет, председателем которого стал унтер Ганс-Генрих Воортман из Страсбурга, на гражданке бывший слесарем и левым активистом. Императорская гражданская администрация Лотарингии рухнула, военный губернатор Меца Арнольд Леки вынужден был кланяться совету. 

На следующий день, 9 ноября, в Берлине была провозглашена республика, а император Вильгельм II покинул свою ставку в бельгийском Спа и уехал в соседние Нидерланды, где и объявил о своём отречении. А по Эльзасу-Лотарингии, как и по всей Германии, пошла волна образования Советов рабочих и солдатских депутатов — всего их возникло около тридцати по различным городам провинции. Демонстранты с красными знамёнами и солдаты с красными кокардами и повязками несколько оживили пейзажи пряничных средневековых эльзасских городков. 

 Утром 9 ноября началось и в самом Страсбурге. В город пришла телеграмма, оповестившая его о прибытии двух эшелонов революционных балтийцев. Отряды матросов, соединившись на страсбургском вокзале, устроили тем же вечером митинг, сформировав собственный совет. Почувствовав, что на их стороне теперь есть штыки, профсоюзные лидеры города Лоран Мейер, Шарль Риль и Гюстав Шуленбург созвали рабочих депутатов. Лояльный Германии бургомистр Страсбурга Швандер оставил пост, а взамен главой города был утверждён социал-демократ Жак Пейро.

Кроме того, депутаты эльзас-лотарингского ландтага после низложения Вильгельма провозгласили себя «Национальным советом» — правительством всей области под руководством Евгения Риклина. Так что органов власти в революционном Страсбурге более века назад заседало не меньше, чем сейчас. 10 ноября на центральной площади Клебера состоялся массовый митинг, на котором секретарь профсоюза пивоваров, Иоганнес Ребхольц, провозгласил на Рейне власть трудящихся:

«Старый режим побежден и народ взял власть в свои руки <…> Отныне власть находится в руках рабочих».

Ни немцев, ни французов?

В Страсбурге почти на две недели воцарилось классическое двоевластие. С одной стороны, исполком Советов во главе с Ребхольцем, окопавшийся во Дворце правосудия, и заменивший там бюст кайзера Вильгельма на гипсового Маркса, выкинул лозунг «Ни немцев, ни французов, ни нейтралов! Да здравствует мировая революция!» и поднял красный флаг над Страсбургским собором. 

С другой стороны, в городе действовали муниципальные власти и Национальный совет, руководимые легитимными депутатами ландтага. При них возникла административная комиссия, которая руководила работой чиновников, организовывала снабжение городов, возвращение беженцев и демобилизованных в свои дома.

Надо отметить, что уживались совдеп и Национальный совет достаточно мирно и не без труда, но достигали договорённостей по важнейшим вопросам — например, по условиям прекращения забастовки железнодорожников. Во многом это было достигнуто потому, что исполком не был однопартийным и радикальным — компартия, которая в России к ноябрю 1918 года уже подмяла под себя Советы, в Германии ещё не была даже основана. В нём были представлены не только социалисты, но даже националистическая фракция во главе с капитаном Рейнартцем.

В Эльзас-Лотарингии была объявлена амнистия, провозглашена полная свобода печати. В ответ на требования забастовщиков местная советская власть своим декретом повысила заработную плату. Казалось, жизнь западной окраины Германии уверенно входит в новое русло.

«Большинство людей ходят на воскресные службы мирно, как будто и не было революции<…> Солдаты стремятся придать себе грозный вид, но публика не воспринимает их всерьез», — писал в своём дневнике страсбургский обыватель Карл Шпиндлер. 

Но жизнь ноябрьского «советского Страсбурга» была далека от идиллии. Прежде всего портил её рост преступности, неудивительный в городе, по которому бесконтрольно сновали толпы демобилизованных. Военные склады подверглись беспощадному разграблению, и солдатский совет постановил — в мародёров стрелять без предупреждения! А гражданская гвардия, созванная новым революционным начальником полиции Жюлем Леви, следила в основном за фрайкоровцами капитана Рейнартца.

В другом крупном городе — Меце — тоже не обошлось без эксцессов. 9 ноября немецкие солдаты, забыв про все стереотипы о своей железной дисциплине, разграбили несколько продовольственных магазинов и срывали с офицеров знаки различия. При этом памятники видным фигурам свергнутого дома Гогенцоллернов никто не трогал. 

Шаги генерала Гуро

Неизвестно, сколько ещё протянуло бы эльзас-лотарингское двоевластие и не кончилось ли бы вооружённым противостоянием — как это произойдёт вскоре в Берлине и Мюнхене — но тут в историю провинции вмешались глобальные общеевропейские процессы. Пока социалисты, автономисты и монархисты делили власть в Страсбурге, в Компьени 11 ноября «центральные державы» заключили перемирие с Антантой. По его условиям в числе прочего Германия обязывалась вывести свои войска из Эльзаса и Лотарингии в течение двух недель.

Многие эльзасцы — даже говорящие по-немецки — давно ждали возвращения в состав Франции, а уж в условиях 1918 года установление французской власти стало казаться добропорядочным буржуа региона шансом на спасение от революционного хаоса, в который постепенно сползала Германия. Тот же Шпиндлер ещё 6 ноября отмечал, что белые, синие и красные ленты — национальных цветов неприятеля — идут в Эльзасе нарасхват. 

«Сочувствие к Франции и отвращение к немцам чудовищно глубоко проникли в круги мелкой буржуазии и крестьянства», — писал очевидец Ноябрьской революции в провинции Филипп Гуссер. 

Среди лидеров французской партии был и новый бургомистр Страсбурга Жак Пейро, обратившийся в Париж к премьеру Клемансо с просьбой ускорить ввод французских войск в новоявленную «республику Советов» для пресечения «коммунистической заразы». Национальный совет Эльзаса-Лотарингии был также настроен на «возвращение в родную гавань». 13 ноября он попытался огласить декларацию за присоединение к Франции, но это вызвало бурные протесты не только националистов Рейнарца, но и левого крыла совдепа.

«С нами 5000 непобедимых немецких солдат, вооруженных до зубов, вооруженных автоматами и ручными гранатами. Если Национальный совет хочет избежать бойни, он должен убрать французские флаги и эмблемы, чтобы не волновать солдат», — гласило заявление революционеров. 

Из-за таких инцидентов во французском сегменте Сети можно встретить утверждения, что «революция Советов» в Эльзасе и Лотарингии была на самом деле результатом хитрой правительственной интриги с целью удержать отвоёванное в 1871 году. Среди современников событий такой взгляд был тоже распространён.

«Революции не придают большого значения и считают ее макиавеллиевским маневром, придуманным для уклонения от перемирия», — утверждал Шпиндлер.

Тем не менее, с началом французского наступления под командованием генералов Гуро и Файоля 15 ноября рабочие и солдатские Советы, оказавшиеся на пути галльского воинства, самораспускались без сопротивления. Одним из требований недавней революции было прекращение войны, и солдатам не улыбалось после четырёх лет в окопах снова драться с французами. Мец был занят 15 ноября, а к 20 ноября части Файоля полностью очистили от разбредающейся кайзеровской армии Лотарингию, выйдя на современную границу Франции. 

На юге региона, в Эльзасе, вёл наступление генерал Гуро. 17 ноября его армия овладела Мюлузом, 18 ноября — Кольмар, Селесту, Оберне и Рибовиле. 21 ноября французы были уже в вожделенном почти пятьдесят лет Страсбурге, смыв наконец позор франко-прусской войны. 

Французское командование не признало власть Совета и приказало войскам окружить Дворец правосудия. После некоторых колебаний камрады из Страсбургского совдепа объявили, что в наличных условиях считают свою задачу выполненной, и сложили свои полномочия.

Иоганнес Ребхольц был выслан из Эльзаса, так как его родители не были местными уроженцами, а прибыли из Германии. Впоследствии он продолжал работу в рядах СДПГ, при нацистах не раз арестовывался гестапо, был мобилизован под конец Второй мировой войны и попал в американский плен, а после освобождения несколько месяцев возглавлял Франкфурт-на-Майне.

 5 декабря Национальный совет Эльзас-Лотарингии наконец единогласно проголосовал за резолюцию в пользу присоединения к Франции. Вскоре президент Пуанкаре и премьер Клемансо прибыли в Страсбург с официальным визитом. А их местные сторонники продолжили политические карьеры уже во Французской республике. Тот же Жак Пейро десять лет сохранял пост мэра Страсбурга.

Итак, история советского Эльзаса закончилась, продлившись всего-то две недели. Но в Западной и Центральной Европе он был отнюдь не одинок. Власть Советов, в той или иной степени соответствовавших русскому образцу, ещё будет возникать то тут, то там на руинах довоенного мира.

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.