С предыдущей частью этого остросюжетного и трагического дневника можно ознакомиться здесь.

На следующий день ничего не изменилось. Мы все так же сидели в тамбуре. Во дворе стреляли. Были периоды затишья, но короткие. Выходить во двор было страшно. На всякий случай мы закрыли подъезд на засов изнутри.

Примерно в полдень в нашу дверь начали ломиться. Пришлось открыть, потому что тот, кто ломился в подъезд, угрожал закидать окна первого этажа гранатами.

Кто был этот человек, мы так и не поняли.

Он назвался военврачом и, войдя в подъезд, заорал:

 — У вас тут боец раненый лежит. Вы что, суки, не видите? Быстро помогли мне его занести!

Кто-то помог внести раненого. Дальше — интересное. Военврач начал оказывать помощь раненому. С собой у него не было абсолютно ничего, поэтому он продолжал орать:

 — Быстро мне ножницы, бинты, вату, перекись, зелёнку, одноразовые шприцы и обезболивающее!

Откуда-то появилась девица-помощница доктора и тоже заорала:

 — И жгуты несите, и подушку с одеялами. И вода ещё нужна!

Откуда все это возьмётся у погорельцев и беженцев? К счастью, у нас в тамбуре находился анестезиолог-реаниматолог. Он вытащил из сумки свою аптечку и вышел к раненому, предложил военврачу свою помощь. Тот аптечку взял, а мужа моего послал: «Сам все знаю!» Разрезал раненому штанину и начал лить в рану перекись водорода.

 — Там пулевое. Перекись лить нельзя — инфекция вглубь пойдет… Зелёнку не в рану, а только вокруг… — пытался вмешаться мой муж и снова был послан. Больше он не вмешивался, только молча передавал «ещё бинты», «ещё перекиси», «ещё обезболивающего».

Раненого звали Колей, родом из какого-то села Бердянского района, возраст — 19 лет и был он пограничником, в Мариуполь попал по ротации. Ранений получил сразу три: в правую голень, в сгиб левой руки (где, кстати, у него оказалась татуировка на всю руку в виде автомата Калашникова, и пуля попала аккурат туда, где был курок) и в правую ключицу. 

Боец был полностью обездвижен, истекал кровью.

Пока военврач оказывал помощь, мы могли слышать, о чем он говорил с Колей.

 — Братан, а как так получилось, что тебя ранили? Во дворе же только ваши…

 — Да я второй день тут. Наверное, меня побратимы ещё не запомнили.

 — А зачем ты синюю повязку снял?

 — Мы все поснимали. Нам командиры приказали повязки убрать, чтоб русские нас за своих приняли и не стреляли.

 — И тебя свои же приняли за чужого!

 — Ну, шо ж… Помылылысь хлопци… (ошиблись, то есть)

Колю долго перевязывали, он терял кровь и, соответственно, сознание. В подъезде было темно, военврач требовал, чтоб дверь в подъезд не закрывали, потому что ему не видно, что он делает. Мы же, наоборот, просили дверь закрыть, так как во дворе стреляли. Таким образом, пока мы спорили, наша дверь то открывалась, то закрывалась. Это, видимо, показалось подозрительным тем, кто занял двор, и наш подъезд тут же был обстрелян. Несколько пуль прошили насквозь металлическую дверь.

Доктор скомандовал перенести Колю подальше от двери, уложить на мягкое, принести подушку и одеяла, сидеть при нем и давать пить по глотку. 

Доктор также приказал найти Колиных побратимов и попросить их, чтоб Колю забрали в госпиталь. Убегая, доктор крикнул нам: «Если только боец умрет, мы ваш подъезд гранатами закидаем!»

Что оставалось делать? И те, кто был лишен крыши над головой побратымамы этого бедного Коли, сидели над ним часами, укрывали, не давали заснуть, поили водой.

Рации при Коле не было. Куда и кому сообщать о нем, никто понятия не имел. Но с Колей, чтоб он не заснул или не потерял сознание, постоянно беседовали. Оказалось, что в арке за нашим домом стоял БТР, и там нужно было спросить батьку Любомира. Так как в наших интересах было избавиться от раненого, пока он ещё жив, нашелся парень, согласившийся отыскать батьку Любомира. Но выходить на улицу было страшно, поэтому смельчак через подвал дошел до крайнего подъезда и уже там выбрался наружу и дополз до БТРа под аркой. Когда он вернулся тем же путем, то передал свой диалог с батькой Любомиром:

 — Мужики, у нас в подъезде ваш боец раненый. Надо бы забрать, а то он много крови потерял.

 — Так несите его сюда!

Нормально? А почему бы Коле самому не встать и не пойти в госпиталь?

Побратимы пришли за Колей часа через четыре. Он был ещё жив, поэтому гранатами нас никто не закидал. Его унесли, и мы вздохнули с облегчением.

Однако тише в нашем районе не стало, мы так и продолжали сидеть в тамбуре, а погорельцы — в подвале.

Ночь с 19 на 20 марта была снова ужасной, дом трясло и качало, выбраться и уйти у нас не было возможности. «Синие», покидая наш район, обстреляли на прощанье жилые дома, от чего пять девятиэтажек из шести загорелись. Огонь быстро перебрасывался с балкона на балкон, кто ещё находился в своих квартирах, выбегали в панике. Сколько лежачих, неходячих беспомощных стариков погибло в огне, ещё предстоит узнать.

Поздно ночью, когда наш район горел, захысныков уже и близко не было. Прекратилась стрельба, умолкла артиллерия. Только перепуганные люди метались по двору, пытаясь спасти из горящих квартир хоть что-то. 

Самые отчаянные не давали огню с соседнего дома перекинуться на наш. Мы не могли оставаться в тамбуре и тоже стали помогать бороться с огнем. Мужчины ломали пластиковую обшивку балконов, сбрасывали вниз весь скопившийся на балконах хлам, тряпками, смоченными в воде, сбивали пламя. Женщины тягали воду по лестницам вверх. Воды у нас было немного, но несли всю, что была, кто литр, кто пять. И огонь удалось остановить! В результате из всех домов не сгорел только наш.

Вот как выглядел наш микрорайон утром 20 марта:

А это ночью:

Утром 20 марта мы собрались и все вместе ушли на квартиру сына. Здесь оставаться уже не было смысла.

Источник

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.