Совсем недавно незаметно прошел праздник: 300 лет назад Петр Великий провозгласил создание Российской империи. Мы можем относиться к слову «империя» как угодно, но факт, что все мы сформированы как личности под влиянием этого проекта. В России от него никуда не деться. На страницах «Ридуса» — продолжение цикла «Рождение империи», посвященного формированию этой идеи и ее реализации на русской почве.

Наверное, всем известна поговорка «Что русскому хорошо, то немцу смерть». Впрочем, немногие знают о ее происхождении. Фаддей Булгарин, литератор пушкинской поры приводил рассказ генерала фон Клугена о штурме Праги (так именовался пригород Варшавы) войсками Суворова. И вот, по итогу этого кровавого боя сия крылатая фраза и родилась. Якобы, во время уличных боёв русские солдаты ворвались в аптеку, в которой обнаружили бутыль чистого спирта. Тут же принялись распивать и нахваливать. К ним присоединился полковой фельдшер родом из немцев. Но он то думал, что служивые пьют обычную водку. Хлебнул, и согласно легенде, пал замертво. Когда об этом поведали Суворову, тот и изрек:

«Вольно же немцу тягаться с русскими! Русскому здорово, а немцу смерть!»

Всю нашу историю с немцами у нас очень непростые отношения. Но с подачи первого императора, в России стали активно проверять хорошо ли для русского то, что «здорово» для немцев.

Великий и Грозный

Петр Великий чтил и уважал Ивана Грозного. В 1722 году Петр заявил своему будущему зятю — герцогу Голштинскому Карлу Фридриху: «Сей государь есть мой предшественник и образец; я всегда представлял его себе образцом моего правления в гражданских и воинских делах, но не успел еще в том столь далеко, как он. Только глупцы, которые не знают обстоятельств его времени, свойств его народа и великих его заслуг, называют его тираном».

Но не только своей грозностью Петр был похож на предшественника. Оба они любили «немцев». Так называли в Московии, кстати, самых разных западноевропейцев.

Но вот, итальянцев именовали «фряги» (единственное число — «фрязин») — искаженное от «франки». И к ним относились, в целом, неплохо. Собственно, и Кремль и многие храмы они, ведь построили.

А вот, «немцев» не жаловали. Но то простые люди. Зато Грозный, которого отечественные патриоты весьма почитают, как раз-таки, напротив, самого себя считал германцем.

Английский дипломат Джайлс Флетчер, побывавший в Москве уже в период правления следующего царя, Фёдора Иоанновича, сообщает, ссылаясь на рассказы своих соотечественников, живших в Москве при Грозном:

«Иван Васильевич, отец теперешнего императора, часто гордился, что предки его не русские, как бы гнушаясь своим происхождением от русской крови. Это видно из слов его, сказанных одному англичанину, именно, его золотых дел мастеру. Отдавая слитки для приготовления некоего блюда, император велел ему хорошенько смотреть за весом. „Ведь мои русские все воры“, — сказал он. Мастер, слыша это, взглянул на императора и улыбнулся. Тогда Царь, человек весьма проницательного ума, приказал объявить ему, чему он смеется. „Если Ваше Величество просит меня, — заметил золотых дел мастер, — то я вам скажу. Ваше Величество изволили сказать, что русские все воры, а между тем забыли, что вы сами русский“. „Я так и думал, — заметил император, — но ты ошибся: я не русский, моими предками были германцы“…»

Есть версия, кстати, что главным вопросом переписки Ивана Васильевича с Елизаветой I был брак либо с ней самой, либо с какой-то знатной англичанкой и возможность его бегства в Британию, в случае угрозы для его жизни со стороны заговорщиков.

Но ему не суждено было оказаться в Западной Европе, ни в качестве завоевателя, ни в качестве беглеца. А вот Петр совершил беспрецедентное…

Европейский вояж

Весной 1697 года царь отправляется в Европу вместе с Великим посольством. Это было невиданное прежде предприятие — сам русский государь, владыка православной державы, «Третьего Рима» отправился в тотально еретические края. Правда, значился он в посольстве под именем «урядника Преображенского полка Петра Михайлова».

Это не было попыткой путешествовать инкогнито. Ведь официальной целью поездки был поиск союзников для борьбы с Турцией. И Петр открыто вел переговоры с европейскими монархами. Так что смена имени была скорее неким скоморошеством, свойственным, как Петру, так и, кстати, Иоанну Васильевичу.

Посольство посетило Австрию, Голландию, Англию и ряд Германских государств. При этом царя интересовали не столько дипломатические вопросы, сколько кораблестроение. Он лично работал на европейских верфях. И конечно, потряс местных обывателей — сам царь неведомой Московии рядом с ними топором машет. Но Петр, во что бы то ни стало, стремился реализовать свою мечту — создать российский флот. А старомосковские представления о должном и недолжном он искренне, от души презирал.

Ключевский отмечает: «По-видимому, у Петра не было ни охоты, ни досуга всматриваться в политический и общественный порядок Западной Европы, в отношения и понятия людей западного мира. Попав в Западную Европу, он прежде всего забежал в мастерскую её цивилизации и не хотел идти никуда дальше, по крайней мере, оставался рассеянным, безучастным зрителем, когда ему показывали другие стороны западноевропейской жизни. Когда он в августе 1698 г. возвращался в отечество с собранными за полтора года путешествия впечатлениями, Западная Европа должна была представляться ему в виде шумной и дымной мастерской с её машинами, молотками, фабриками, пушками, кораблями и т. д.».

На самом деле, не совсем так. Известно, что в Англии Петр посещал парламент. И заявил спутникам: «весело услышать, когда подданные открыто говорят своему государю правду; вот чему надо учиться у англичан!». Впрочем, это вовсе не означало, что государь хотел развивать в России парламентаризм. Нет, он лишь считал, что прямая апелляция к единодержавному и пекущемуся об общей пользе монарху (каковым он безусловно себя считал) должна всячески поощряться.

Кроме того, он охотно обсуждал догматические и организационные особенности Англиканской церкви. Причем, похоже, что эти беседы, в отличие от прогулки в парламент, имели последствия — упразднение на Руси патриаршества и учреждение Синода.

Епископ Солсберийский (знаменитый «Солсберецкий собор» уже существовал, конечно) Джилберт Вернет, по воле короля Англии общался с царем, «чтобы предоставить ему все сведения о нашей религии и церковных установлениях, какие он пожелает получить». Епископ, кстати, оставил о Петре интересные и весьма характерные воспоминания:

«В его натуре смешались пылкость и суровость. …После того как мне довелось часто с ним встречаться и много беседовать, я мог лишь молча склониться перед глубиною божественного Провидения, вознесшего такого необузданного человека к безграничному всевластию над столь огромной частью света».

Да, действительно, Божественное Провидение избрало именно этого неистового человека, чтобы превратить полуазиатскую Московию в европейскую Империю.

Славянофильский выбор

Вот, что поразительно — последний русский император совсем не жаловал самого первого. По свидетельству начальника Канцелярии Министерства императорского двора, генерала Мосолова, он однажды спросил Николая II о его отношении к Петру Великому. Царь ответил так:

«Конечно, я признаю много заслуг за моим знаменитым предком, но сознаюсь, что был бы неискренен, ежели бы вторил вашим восторгам. Это предок, которого менее других люблю за его увлечения западною культурою и попирание всех чисто русских обычаев. Нельзя насаждать чуждое сразу, без переработки. Быть может, это время как переходный период и было необходимо, но мне оно несимпатично».

С Петра начинается массовый приток иностранцев на русскую службу. Кроме того, в аристократию нашу вливается мощный поток прибалтийских (остзейских) немецких родов. И они были верными слугами империи.

Можно вспоминать многих. Но, наверное, самый яркий пример — это генерал Федор Келлер, «первая шашка России», один из тех (очень немногих), кто сохранил верность императору и отказался присягать Временному правительству. Герой Первой Мировой и человек продолжавший сражаться за империю, даже после падения монархии. Очень характерен эпизод, предшествовавший его гибели от рук петлюровцев. Келлера пытались спасти германские офицеры. Но условием было снятие погон и облачение в немецкую офицерскую шинель. Граф ответил: «Если вы меня хотите одеть совершенно немцем, то я никуда не пойду»…

Между тем, революционеры как раз немецкий элемент считали опорой тирании. Знаменитый анархист Михаил Бакунин называл Россию «Кнуто-германской империей». Указывая, как раз на неславянский, в значительной мере, состав аристократии, он писал: «…всероссийская империя: для бесчисленных миллионов чернорабочего народа — злодейка-мачеха, безжалостная обирательница и в гроб загоняющая мучительница».

Казалось бы, разве Петр не тиранствовал над своими подданными, с помощью любимых им немцев?

Но вот, какая штука, когда последний российский император решил стать «славянофилом», когда он откликнулся на массовые анти-немецкие настроения, требовавшие защиты братьев-славян сербов (фактически, взялся реализовывать отвергнутую его далекими предками программу Юрия Крижанича), все и рухнуло…

«После митинга на Невском просп. огромная толпа манифестантов с флагами и портретами обожаемого Монарха направилась к германскому посольству. По пути манифестанты бросили несколько камней в редакцию немецкой газеты „Цейтунг“ и в расположенный под ней немецкий магазин. С ресторана „Вена“ на улице Гоголя манифестанты сняли флаги с подъезда.
У германского посольства манифестантов встретил большой отряд жандармов и конных городовых. С криками „ура“ и „долой немцев“ толпа прорвала цепь полиции и проникла к зданию германского посольства. В окна посольства посыпались камни. <…> Дружными усилиями они свалили германский герб и сорвали германский флаг. На флагштоке взвился русский флаг». «Петербургский листок», 23 июля 1914 года.

Те же самые манифестанты меньше через три года, с тем же воодушевлением свергли власть «обожаемого Монарха».

Рухнула «кнуто-германская империя», созданная Петром. А на ее развалинах родилось нечто невиданное, неслыханное и беспрецедентно кровавое. Однако, славянофильски мыслящие авторы могли на первых порах радоваться: «Сейчас же после первых дней революции Россия бытом, нравом, городами — пошла в семнадцатый век».

Это писал Борис Пильняк. Настоящая фамилия — Вогау. Да, он тоже, как ни смешно был немцем. Он принял революцию. Он служил ей. А в 1938 году был расстрелян как «троцкист» и за «шпионаж в пользу Японии». На полигоне «Коммунарка»…

Как ни крути, выходит, что Российская империя была уникальным в истории примером сотрудничества славян и германцев — соработничества в реализации великого проекта — проекта Петра.

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.