К 80-летию начала Великой Отечественной примыкает ряд важных дат, которые связаны с историческими событиями, повлиявшими на ход войны. Одно из таких событий — эвакуация Харьковского паровозостроительного завода и танкового КБ на Урал, позволившая продолжить и нарастить выпуск танков Т-34.

О том, как победа ковалась в тылу, об истории легендарной «тридцатьчетверки» и предприятия, ее производившего, «Ридус» побеседовал с Юрием Апухтиным, долгое время проработавшим в Харьковском конструкторском бюро по машиностроению имени Морозова.

Как всё начиналось

«Ридус»: Юрий Михайлович, давайте напомним о том, как Харьковский паровозостроительный завод имени Коминтерна превратился в главный производитель танков — завод имени Малышева. Какие традиции были заложены задолго до войны? Как рождался Т-34?

Юрий Апухтин: Изначально это был паровозостроительный завод. И я начинал работать в 70-е как раз в бывшем паровозосборочном цехе, в котором уже производилась ходовая часть танка.

В начале 20-х годов ХХ века заводу поручили сделать копию одного американского трактора. И первая гусеничная техника у нас появилась где-то в 1923—1924 годах. Первые советские танки были копией французского танка. Советских танков в 20-е годы вообще не было.

В 1927 году на заводе создается танковое КБ. Параллельно существовало танковое КБ на Кировском заводе в Ленинграде. Первый танк, который поручили разработать КБ, — Т-12. Эта машина не пошла. Начали другую разработку — танк Т-24. Это был первый полностью разработанный советский танк. Возглавлял КБ молодой конструктор, харьковчанин Иван Алексенко. Изготовили опытную партию — 26 танков. При испытаниях возникла масса проблем, но работы тем не менее продолжали.

Москва приняла решение не заниматься разработкой своих танков, а купить лицензии на импортные — американский танк «Кристи» (М1931) и английский шеститонный «Виккерс». Разработку танка на базе «Кристи» поручили харьковскому КБ, а на базе «Виккерса» — ленинградскому КБ. Так на харьковском заводе началась разработка быстроходных колесно-гусеничных танков серии БТ: БТ-2, БТ-5, БТ-7. А в Ленинграде на базе «Виккерса» разработали танк Т-26.

Алексенко тогда возмутился, что не дали вести разработку собственного танка, и уволился. Конструкторское бюро, в общем-то, поддерживало его в этом. Там не горели желанием вести разработку танка БТ-2. В КБ был направлен Афанасий Фирсов из Ленинграда. Это человек, который действительно создал настоящее КБ в Харькове. И разработку Т-34 начал именно он.

«Ридус»: Но принято было считать, что создатель Т-34 — Кошкин?

Юрий Апухтин: Давайте по порядку восстановим всю цепь событий, как создавался этот танк. И начинать нужно с роли Афанасия Фирсова. Это был очень грамотный инженер, получивший образование в Цюрихе. Специалист по дизельным двигателям. Работал в Германии до 1914 года, перед войной вернулся в Россию. В Петрограде занимался разработкой двигателей для подводных лодок. В 20-е годы работал над дизельными двигателями в Николаеве. Потом попал под кампанию по борьбе со старорежимными специалистами. Его обвинили во вредительстве, совершенно безосновательно. Доказать это не смогли. Он перебирается из Николаева в Ленинград. Там работает инженером на заводе «Русский дизель».

В Николаеве у Фирсова был знакомый, связанный с Промпартией. И во время «дела Промпартии» Фирсова обвиняют в причастности к ней, арестовывают, дают пять лет. Фирсов работает в одной из шарашек над дизельным двигателем. В ситуации, когда харьковское КБ было обезглавлено, Алексенко ушел, а молодежь еще не имела никакого опыта, осужденного Фирсова переправляют в Харьков. Он живет на заводе и работает главным конструктором танкового КБ.

Это человек, который обладал энциклопедическими знаниями, умел передавать их другим, создал рабочий коллектив. Занимались разработкой танка БТ-2. Потом БТ-5, который казался удачной разработкой, был принят на вооружение. Началось его серийное производство на ХПЗ. После этого Фирсов увидел недостатки колесно-гусеничной машины и начал проработку принципиально нового танка. Это будущий Т-34. Что положили в основу? Взяли подвеску с американского «Кристи», взяли с БТ-5 наклонную броню, решили поставить дизельный двигатель и 76-миллиметровую пушку. То есть это был принципиальный скачок по отношению ко всем танкам, которые тогда производились за рубежом и в Советском Союзе.

Параллельно Фирсов занимался на заводе разработкой дизелей для тепловозов. Им с Константином Челпаном поручили разработку быстроходного дизеля В-2. В 1933—1934 годах они создают этот дизель. Челпана, главного конструктора Фирсова и директора завода Бондаренко награждают орденами. И начинается мелкосерийное изготовление дизеля. Под этот дизель решили разработать модификацию танка БТ-7. Танк БТ-7М отличается тем, что вместо бензинового американского двигателя на него поставили дизельный. Этот танк появился в 1935 году и был принят на вооружение. Это первый дизельный танк, предшественник Т-34.

Быстроходные танки были популярны в армии. На них гоняли, прыгали на 25-30 метров с трамплина. Естественно, трансмиссия не выдерживала. К тому же серийное производство на заводе началось, а технологии не соблюдали, качество было очень низкое. Поэтому Фирсова, заключенного с пятилетним сроком, обвинили во вредительстве: якобы он специально разработал танк, который не может эксплуатироваться в армии. В 1936 году его отстраняют, а вместо него из Ленинграда направляют Кошкина.

Занимаясь БТ-7 и БТ-7М, Фирсов начал проработку нового танка — будущего Т-34. У него были заместители — Морозов и Васильев. Васильев после войны в своих воспоминаниях (он эмигрировал) писал, что к концу 1935 года у Фирсова на столе лежали эскизные габаритные чертежи будущего танка Т-34. То есть всю основную идею, концепцию танка и компоновку машины (где применялся дизель, более мощная пушка, наклонная броня до 30 миллиметров) предложил Фирсов.

Успех и трагедия Кошкина

«Ридус»: И как к этим идее и концепции подключился Михаил Кошкин?

Юрий Апухтин: Он приезжает на завод в декабре 1936 года. Фирсова не забирают сразу после обвинения. Он вводит Кошкина в курс дела как главного конструктора. Фирсова арестовывают в начале 1937-го. Он сидел в тюрьме вместе с Туполевым. В середине 1937 года Афанасия Фирсова расстреляли. Я узнал о нем по воспоминаниям Туполева, еще когда в КБ работал.

Кошкин — это партийный работник, толковый, грамотный организатор. Лично был знаком с Орджоникидзе, с Кировым. В 1934 году он только закончил Политехнический институт в Ленинграде. Два года проработал в Кировском КБ по танкам. И после этого его направляют в Харьков.

Еще раз напомню, что в конце 1936-го — начале 1937-го тут начинается большой террор. Арестовывают практически всех главных специалистов по дизельным двигателям. Расстреляли Фирсова, Челпана, директора завода Бондаренко. Остался только Трошутин, который в будущем, в эвакуации, стал главным конструктором Челябинского завода.

Ситуация с танками БТ-7М более-менее выправляется. Морозов разрабатывает новую коробку передач, технологию улучшили на заводе. БТ-7М пошел в серию. Все более-менее наладилось. Но всё это происходит в тревожных условиях: доносы на конструкторов КБ, страх, аресты людей. В такой ситуации Кошкин начинает модернизацию КБ и продолжает разработку Фирсова по «тридцатьчетверке».

Техзадания на танк Т-34 никто не давал. Была установка на разработку Т-9. Это дальнейшее совершенствование БТ-7М, так называемый А-20. Это колесно-гусеничный танк, но уже с 76-миллиметровой пушкой. А Фирсов предлагал делать чисто гусеничную машину, потому что конструкция была намного проще, и танк по весу выигрывал. Поэтому Кошкин продолжает разработку двух вариантов танка: А-20 — колесно-гусеничный и А-32 — гусеничный. Разрабатываются чертежи, Главное бронетанковое управление утверждает их. И поручают в 1939 году сделать по одному образцу этих танков. Проводится испытание в Харькове на полигоне, оба танка нормально себя показали. Но А-32 превосходил по характеристикам: по надежности был лучше, по конструкции проще и имел преимущество по весу. В 1939 году принимается решение прекратить разработку колесно-гусеничного танка А-20 и делать только танк А-32. Так осенью 1939 года появилась «тридцатьчетверка».

После этого дается команда изготовить два образца танка Т-34 и показать их Сталину.

«Ридус»: Это как раз знаменитый танкопробег Харьков — Москва?

Юрий Апухтин: Да. Кошкин, талантливый организатор, знал, как показывать машины. Он дал команду, чтоб танки очень хорошо подготовили. Все элементы снаружи танка аккуратно зачищали. Два этих танка очень красиво выглядели. Кошкин знал, как хорошо представить технику.

Их начали испытывать на полигоне, положено было пройти две тысячи километров, а они прошли меньше тысячи. Тогда Кошкин принимает решение гнать своим ходом танки в Москву, чтоб набрать недостающий километраж. Показывают танки в Кремле, и машина принимается на вооружение. Своим ходом едут обратно. Один танк проваливается при переходе через реку — Кошкин заболевает воспалением легких, возвращается тяжелобольной. Это и привело к его скоропостижной смерти.

Война и Победа

«Ридус»: Что мы имели к началу войны?

Юрий Апухтин: Главным конструктором в КБ назначен Морозов. Он был заместителем Кошкина.

В 1940 году запускают машину в серию. Изготавливают где-то 120-140 танков. Они идут в армию. Двигатель еще сырой, недоработан. На заводе технология не соблюдается, и танки в армии показывают массу дефектов. В 1940 году заместитель наркома обороны маршал Кулик (в 1950-м его расстреляют) дает команду снять с производства Т-34. Директор завода поехал в Москву, добился приема у Сталина. И дается команда продолжить все-таки изготовление этого танка. Проводится цикл мероприятий по улучшению конструкции, повышению технологичности. Машину запускают в производство.

С января по 22 июня 1941 года было изготовлено 940 танков Т-34. И получается, на начало войны у нас было на вооружении где-то 1100—1150 «тридцать четверок». Вот как рождался этот легендарный танк.

«Ридус»: Вы работали с людьми, помнившими создателей Т-34.

Юрий Апухтин: Нужно сказать, что Фирсова в те годы никто не вспоминал. Но я, еще работая в КБ, обратил внимание, что Морозов никогда о Кошкине ничего не говорил. Памятник Кошкину появился где-то в 1978 или 1979 году, когда Морозов уже умер. Я тогда не понимал все эти нюансы. Когда после войны к Морозову в Тагил приезжали корреспонденты и спрашивали о Кошкине, он сказал: «Моим учителем был Фирсов». То есть он считал Кошкина организатором, а не создателем танка.

Но тем не менее заслуга Кошкина колоссальная. Благодаря его целеустремленности, организаторским способностям машина не была снята с вооружения перед началом войны.

Кстати, в КБ при мне работала младшая дочь Михаила Ильича.

«Ридус»: Расскажите о такой важнейшей вехе, как эвакуация харьковского завода в Нижний Тагил. Что известно о быте его сотрудников в военное время, о социальных условиях их работы?

Юрий Апухтин: В октябре 41-го немцы подошли к Харькову. Город сдали 24 октября без боя. Его готовили к обороне, но поступил приказ отступать на двести километров, потому что уже был Киевский котел, возникли проблемы под Москвой.

Эвакуировать завод начали еще в июле. Но не смогли отправить всё. Подавляющая часть оборудования была вывезена. Но некоторые станки остались. Поэтому, когда войска покидали Харьков, часть станков и цехов были взорваны. Людей перебросили в Нижний Тагил. Разработку танков и производство эвакуировали в Тагил, на вагоностроительный завод, а дизельные двигатели В-2 и дизелистов — в Челябинск.

Таким образом, всё КБ, возглавляемое Александром Александровичем Морозовым, оказалось в Нижнем Тагиле. Кировское КБ (с ленинградского Кировского завода) было эвакуировано в Омск. И там появился танкостроительный завод.

В итоге в Советском Союзе было четыре танковых завода и три танковых КБ: ленинградское, харьковское и нижнетагильское. Забегая наперед, скажу, что после того, как харьковчане вернулись из Тагила в Харьков в 1951-м, эти три КБ до конца Советского Союза между собой конкурировали и нередко выясняли отношения.

Мне довольно часто приходилось общаться с Борисом Поляковым — заместителем Морозова. Ему во время эвакуации было 14 лет. Мальчишкой работал на заводе. Из Харькова в Тагил они добирались больше месяца. Эшелон часто останавливали в дороге, бомбили.

Борис Поляков рассказывал, как они с товарищем на какой-то станции залезли на эшелон, которым гнали технику на фронт. Мальчишек задержали сотрудники НКВД. Он говорил, что чуть не расстреляли как вредителей, которые якобы залезли на платформу, чтобы устроить ее крушение. Вот такие случаи были. Дети ж ничего не понимали.

Что собой представлял Нижний Тагил. Мне страшно вспомнить даже мои командировки туда в 70-х, а что говорить о военных годах! Жить было негде. Начали уплотнять жителей Тагила, поселили эвакуированных в бараке. Первое время многие жили просто в землянках. Оборудовали цеха: остовы корпусов стояли, а стен не было, только крыша. Запустили оборудование и начали делать танки. Стены в прямом смысле строили тогда уже, когда завод работал. Так организовали производство Т-34 на Тагильском заводе. После того, как началось производство Т-34 на заводе имени Коминтерна № 183 (так он уже назывался), производство этих танков параллельно организовали и на Сталинградском тракторном заводе. Но когда фронт начал приближаться к Сталинграду, потихоньку стали эвакуировать производство оттуда в Челябинск и Тагил. Получается, основные заводы, которые производили Т-34, — это харьковский, тагильский, сталинградский и челябинский. В Челябинске, правда, выпускали сначала еще КВ-1, но потом посчитали, что целесообразнее делать Т-34.

«Ридус»: Каково значение завода имени Коминтерна во время войны, каков его вклад в Победу?

Юрий Апухтин: Интересный момент. Т-34 участвовал в первых боях с июня 1941 года. А только в октябре 41 года, когда под Мценском очень много подбили гитлеровских машин, впервые Т-34 показал свою эффективность. И Гудериан собрал командиров-танкистов и конструкторов танков. И они на месте, под Мценском, разбирались, почему советский танк так выгодно отличается. Танкисты потребовали от немецких конструкторов: сделайте нам такой танк, как Т-34. Они начали разработку, и в итоге родилась «Пантера». Внешне она была похожа на Т-34, но это совсем другая разработка. Однако сама идея была взята у Кошкина и Фирсова для разработки немецкого танка.

Надо понимать, что Т-34 не просто делали, что называется, с колес, учитывая эвакуацию. Его еще и усовершенствовать приходилось именно во время войны. Ведь в процессе, когда пошел Т-34, была масса поломок, недоделок. Ресурс двигателя был очень маленький. И танк был ненадежный. Поэтому маршал Кулик даже пытался его снять с вооружения. Потом всё это отладили и устранили.

Но Т-34 обладал очень серьезным недостатком: экипаж был четыре человека и обзорность из танка очень плохая. Приборы наблюдения были несовершенны. Более того, был очень неудачно принят состав экипажа. Командир (одновременно наводчик), механик-водитель, заряжающий и радист. Командир, во время стрельбы выполняя функции наводчика, отвлекался от управления своим танком, взводом, ротой, которыми командовал. Это был очень серьезный недостаток. У танка были очень ограниченные возможности по приборам наблюдения и прицеливания. Эту проблему пытались решить, но долго не получалось.

В итоге к 1943 году был разработан проект танка Т-43, он сначала назывался Т-34М. О чем шла речь? Изменилась башня — туда посадили пятого члена экипажа. То есть функции командира и наводчика разделялись. Появились приборы наблюдения очень удобные, которые позволяли вести поиск цели. И удобней было вести огонь из танка. Но запустить Т-34М в производство в 1942—1943 годах было невозможно по элементарно простой причине. Для того чтобы поставить эту башню, необходим был новый погон башни большего диаметра для установки башни на корпус. А для производства этого погона (по-моему, 1200 миллиметров) нужны такие станки, которых в Советском Союзе не было. И только потом станки по ленд-лизу поставили. И после Курской битвы нашли возможность этот танк доработать и запустить. Называли его Т-34-85. Посадили туда пятого члена экипажа, поставили 85-миллиметровую пушку вместо 76-миллиметровой. На всех танках появились рации.

В процессе производства танк постоянно совершенствовался, упрощался.

«Ридус»: Как осуществлялась кооперация завода с другими предприятиями СССР?

Юрий Апухтин: Если посмотреть документальные хроники, то на платформе, когда танки идут на фронт из Тагила, даже опорные катки разные. То есть не успевали даже совершенно одинаковые катки изготавливать. Видно, что они по своей конструкции отличаются. Потому что комплектующие производились на разных заводах, и не у всех было одинаковое оборудование. Поэтому только к 1944 году более-менее отладили технологию производства, и танки стали выпускать практически взаимозаменяемые. Потому что у танков производства 1940—1943 годов очень часто узлы деталей были не взаимозаменяемые. Делались на разных заводах, и технология подгонялась под ту, которая существовала на этих заводах.

Основная масса танков Т-34, естественно, выпускалась в Нижнем Тагиле, куда полностью переехали и КБ, и основные руководители завода.

«Ридус»: Давайте подробнее поговорим об этих моментах. При развале Союза очень ощутимым был разрыв кооперационных связей. Выпадение какой-то линейки или звена приводило к деградации или остановке всего производства, если не восстанавливались эти связи. А как эта проблема решалась в военные годы, когда в чрезвычайных условиях производилась эвакуация из Харькова, из Сталинграда?

Юрий Апухтин: Что касается 1991 года. Танк Т-80УД производился в Харькове, но пушку делали в Перми. Так вот главному конструктору харьковского КБ удалось практически на сто процентов восстановить производство по комплектации танка Т-80УД. Партия танков — кажется, 420 машин — была в 1998 году продана в Пакистан. Пытались восстановить пушку, хотя она по точности не соответствовала той, которая производилась в Перми. Пытались восстановить электронику, к тому же в 1990 году часть производства прицельного комплекса из Вологды, из Красногорска передали в Черкассы. Поэтому стояла задача полностью комплектацию для Т-80УД перенести в Харьков. Скопировать можно было, но принципиально новое разработать не получалось. Школы-то не было по созданию систем для этого танка. Пакистану еще продали, а вот для Таиланда 49 машин с трудом делали восемь лет. А в 70-е годы только один харьковский завод Малышева выпускал в месяц около 90 танков. Можно себе представить, какие возможности были!

Теперь вернемся к военной истории. Нельзя считать, что танк производится танковым заводом. Завод производит сборку машины. А примерно процентов сорок поступает с других заводов. Если выпадает что-то (прицельный комплекс, пушка, электродвигатель для поворота башни и так далее), то танк просто не будет существовать.

Когда производили Т-34 в Нижнем Тагиле, описывались такие случаи. Танки изготовили, но стартеры с другого завода не поставили, их надо было отгружать. А фронт ждал «тридцатьчетверки». Их срочно погрузили на платформы, и составы погнали на фронт. А на следующий день или через два дня уже перехватывали в движении эти эшелоны с танками, и рабочие завода устанавливали стартеры. Представьте себе: если бы они не успели этого сделать, а танки двигались на фронт… Их даже сгрузить с платформы было бы невозможно.

То есть вопрос комплектации всегда чрезвычайно серьезно стоял.

Например, в 1939 году параллельно с Т-34 был разработан в Ленинграде легкий танк Т-50, 18 тонн весом. Потрясающая машина. Очень внешне танк похож на Т-34. Для него был разработан двигатель В-3. Это половина двигателя В-2, мощность триста лошадиных сил. Этот двигатель запустили на Ярославском моторном заводе. А немцы разбомбили его в августе 41-го. Двигателя для танка не было. И поэтому Т-50 — отличная машина (было сделано всего 40 опытных образцов) — до фронта не дошел. Вот пример, к чему может привести выпадение одного звена.

«Ридус»: Можно сказать, что создание и доработка Т-34 были работой на перспективу: в 1940-м, 1941-м закладывалось то, что выстрелило в полную мощь после 1943-го?

Юрий Апухтин: Да, уже сказано о чрезвычайных условиях. И в этих условиях приходилось довольствоваться всем, что имелось на начало войны. Например, были легкие танки Т-60, Т-70. Это просто гибель для экипажа. Танк по своей защищенности ниже уровня сегодняшней БМП. Экипаж два человека. Танк создавался из элементов автомобиля ГАЗ (двигатель, коробка передач, элементы управления). Завод был в Горьком. Поэтому пришлось запустить простой примитивный танк. Потому что и они очень нужны были фронту. Даже под Харьковом стоит на пьедестале одна из машин Т-70. Еще в 1943 году эти машины использовались при взятии Харькова.

То есть надо было из чего-то хоть какие-то танки выпускать. И сделали упрощенный вариант.

Ведь в чем заключалась трагедия начала войны, если говорить о танках? Есть официальные данные, что в 1941 году для нашей армии были произведены заводами 21 тысяча танков. Германия в июне 41-го имела, по-моему, всего 4700. И в первых боях масса наших танков была просто уничтожена. Во-первых, потому что Т-26, БТ — это легкие танки. Во-вторых, не было необходимого уровня эксплуатации машин. Например, битва в треугольнике Гродно — Броды — Луцк 25 июня 1941 года. Мы потеряли там более трех тысяч танков. Просто многие машины не дошли туда: закончилось горючее, были поломки. Есть фотографии, где стоят десятки танков Т-26 брошенных. Они даже не дошли до поля боя. От 100 до 300 километров был пробег. А подвоза горючего не было организовано. Четыре механизированных корпуса положили.

Ведь, кроме производства танков, должны быть обеспечены эксплуатация машин, ремонт. Плюс обеспечение горючим, сохранение боеспособности. И обучение экипажей танкистов в 1941 году еще не было завершено. Отсюда и страшные потери 41 года.

«Ридус»: Чего было больше в выпуске эвакуированным заводом «тридцатьчетверок» для фронта: гениальности отдельных руководителей или коллективного героизма?

Юрий Апухтин: Было и то, и то. Удачно сложилось, что еще в 30-е строились серьезные мощности, тот же вагоностроительный завод в Тагиле. Уже были цеха заложены, фундамент, коммуникации подведены. Это было хорошим заделом для быстрой организации массового производства танков.

Были и героизм, умение работать в чрезвычайно сложных ситуациях. Оборудование из Харькова буквально вытаскивали из-под носа у немцев и вывозили.

Второе: была и огромная заслуга сталинских наркомов. Ведь потрясающе они организовали всё это. Малышев был во время войны наркомом танковой промышленности. Человек сумел организовать производство танков, четыре завода. Сначала из Харькова, потом из Сталинграда перевозили людей и запускали производство. Талант организаторов много значил.

Фирсов — потрясающий, гениальный конструктор. А Кошкин — великолепный организатор и руководитель. Совмещение этого позволило перед войной создать машину вопреки всему.

Чрезвычайно важно и то, что главным конструктором после Кошкина стал Морозов, потрясающий человек. Гениальный.

Ну и, конечно, энтузиазм людей, которые создавали машины. В тяжелейших условиях, когда недоедали, в первое время жили в бараках, в землянках, сумели обеспечить поставку такого количества машин. При том что колоссальные были потери и заводы были утрачены…

Память о великой команде конструкторов

«Ридус»: С кем из морозовской команды, из участников тех событий вам приходилось общаться?

Юрий Апухтин: Когда я пришел работать в 1972 году, я застал еще людей, которые были в эвакуации. О Полякове я уже рассказывал. Общался также с руководителем отдела перспективного проектирования Омельяновичем. Довольно часто — с Баисовым. Они рассказывали обо всех проблемах военных лет.

Надо сказать и о начальнике отдела механизма заряжания Набутовском. Именно он разрабатывал потом для танка Т-64 механизм заряжания. Мне довольно часто приходилось с ним контактировать. Я разрабатывал вместо карданного вала механизма учета снарядов, находящихся в конвейере механизма заряжания, систему автоматического учета. Набутовский рассказывал, как тяжело было работать в Тагиле: хотя у всех у них было усиленное питание, потому что занимались производством военной техники, но этого было очень мало. И люди пытались разводить огороды рядом с бараками, в которых жили, что-то выращивали… Сотрудникам завода, КБ приходилось и выезжать на фронт для модернизации танков.

Мало кто знает, что после войны конструкторское бюро (которое сейчас носит имя Морозова) вернулось в Харьков не в 1945 году, а только в 1951-м. Первым вернулся Морозов: он болел серьезно, в Москве ему сделали операцию. И потом потихоньку начали возвращать всех специалистов. Меня это удивляло, честно говоря. До сих пор не понимаю: какой смысл был держать их там? Харьков — не Тагил. Но людей не отпускали. Всем известно, что из Сарова, где разрабатывалась советская атомная бомба, из-за секретности всем было запрещено выезжать. А из Тагила даже танкистов до 1951 года домой не отпускали. То есть людям десять лет пришлось жить в эвакуации. Это сотрудники КБ, завода, их семьи. Дети с первого по десятый класс могли проучиться в Тагиле.

Когда я был молодым специалистом, по одной из тем мне повезло поработать под руководством самого Александра Морозова. Заместитель Кошкина, один из авторов Т-34, а потом главный конструктор танка Т-64.

Одной из первых работ, где я участвовал, было создание гранатомета «Туча». Это сейчас на всех танках стоят такие короткие стволы для запуска дымовых гранат, а потом и аэрозольных гранат (для защиты от ПТУРСов, которые летят в танк). Вот я участвовал в разработке этой системы. Были проблемы: контактное устройство в этом гранатомете плохо работало. И приходилось разрабатывать варианты этого контактного устройства. А эти работы курировал сам Морозов. Он заставил меня разрабатывать 24 варианта конструкции! Мне на юбилей в КБ потом подарили альбомчик, где подшиты все эти варианты. И вот Морозов искал простое надежное решение. Когда вылетала граната, взрывался пороховой заряд, куски дюраля оставались в гранатомете — и происходило замыкание. Искали и нашли в итоге то решение, которое было очень простым, даже примитивно простым. Это было году в 1973 или 1974, когда я работал под руководством этого действительно гениального человека.

Я помню довольно интересный случай. Мне надо было ехать в Москву по какому-то вопросу по элементной базе для новой системы. Мы не знали точно название предприятия. Пытались связаться с министерством — человека нужного не было. Я написал предписание, где не указал предприятие, на которое еду, и не указал цель. Отдали его на подпись Морозову. Звонит секретарь, приглашает меня к Морозову. Он спрашивает: «Вы писали предписание? Куда вы едете?» Отвечаю: «Пока непонятно, не знаем названия предприятия. В Москве разберемся». Морозов говорит: «Смотрите: я подпишу сейчас… Вы потом возьмете и напишете: командируется в Москву для взрыва мавзолея Ленина. И я, Морозов, подписал…» То есть он настолько скрупулезно к каждой мелочи относился. Потом Морозов говорит: «Давайте звоните в министерство, выясняйте». На любую мелочь он всегда обращал внимание.

При создании Т-64 была масса проблем. Танк принципиально новый. И военное представительство из Москвы постоянно давило на Морозова: вот это надо сделать, это сделать. А всё не получается. И однажды на совещании (потом заместитель Морозова мне рассказывал) один из полковников начал: «Это ж можно сделать. Почему ж вы не делаете?» Морозов взял карандаш и говорит: «Вот тебе карандаш, возьми и сделай, если такой умный».

Морозов болел за дело, болел за танк. Я проработал в КБ при трех главных конструкторах. Морозов — единственный, у кого смысл жизни был в создании новых машин. Человек возвращается из командировки, из Москвы. Можно выходить на работу на следующий день. Поезд в 8:30 утра был в Харькове. И уже в десять утра Морозов на работе, вникал в суть вопроса: как, где, что делается.

Т-64 — это было принципиально новое поколение машин, идея принадлежала Морозову. В чем она заключалась? Был создан абсолютно новый двигатель, который раньше использовался на немецких самолетах. Это плоский двигатель, который позволял силуэт машины существенно уменьшить. Впервые была применена танковая пушка 125 миллиметров, механизм заряжания внедрен. Выбросили члена экипажа — заряжающего. Новый прицельный комплекс, принципиально новая компоновка силового отделения, бортовые передачи и коробка передач — такого раньше никогда не было.

Те идеи, которые были заложены Морозовым в Т-64, потом перешли и в последующие танки.

«Ридус»: Юрий Михайлович, та часть истории, о которой мы с вами говорим, в Харькове, на Украине попала под клеймо декоммунизации — когда снесли советские ордена с завода Малышева, тем самым добровольно отказались от собственной истории, самых славных традиций…

Юрий Апухтин: Кстати, последняя из наград — орден Октябрьской революции за танк Т-64. В том числе и за производство танков Т-34 наградили. Что в голове у тех, кто приказал снести эти ордена?

Мало кто знает, что завод Малышева выпускал для Антарктиды гусеничные вездеходы «Харьковчанка». Это на базе шасси танка был кузов, разработанный авиазаводом (взят за основу корпус самолета). То есть наша гусеничная машина была на антарктической базе «Восточный». Я сначала удивлялся, почему окна в «Харьковчанке» были круглые. А потом узнал, что кузов делал авиазавод на основе узлов самолета.

Конечно, награды завода — это была заслуга людей, их колоссальный труд. Ордена заводам так просто не давали. Придет время, и всё это вернется. А всю сегодняшнюю шелуху сметут.

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.