+4
Сохранить Сохранено 7
×

«Будем жить»: День Победы в донецком поселке, куда накануне пришла смерть


«Будем жить»: День Победы в донецком поселке, куда накануне пришла смерть

© Михаил Салтыков / коллаж / Ridus.ru

День Победы в нынешнем году я собиралась провести в одном из небольших городков Донбасса, поскольку торжества в самом Донецке СМИ освещают более-менее слаженно. Но поздно вечером накануне стало известно, что в поселке Трудовские, что на юго-западе Донецка, при обстреле сгорел один дом, а во дворе другого погиб мужчина, Анатолий Назарович Пучкин 1939 года рождения.

Вопрос, куда ехать, отпал сам собой. О деталях трагедии — в репортаже «Ридуса».

Утренний автобус на Трудовские из района Текстильщик полон людей и тюльпанов — в традиционный поминальный день народ едет на кладбище, расположенное близ поселка. За две остановки до конечной старенький ПАЗик пустеет.

На автостанции «Трудовские» выходит всего несколько человек. Осматриваюсь: вид удручающий, сразу за автостанцией начинаются развалины. Дергаю железную дверь станционной закусочной. За стойкой мужчина средних лет смотрит телевизор. Идет фильм «В бой идут одни «старики». Заказываю перекус и спрашиваю, где расположен дом, который сгорел, и дом погибшего. «Сгорел дом у школы, а Томская, где дедушку убило, — это за постом: идете все прямо, предпоследняя улица направо. Доедайте, выйдем, я покажу».

Разбитая АЗС.

© Наталия Курчатова

Поселок в «красной зоне» по-своему живописен.

© Наталия Курчатова

Я доедаю свою котлету, на экране лейтенант Кузнечик рисуется перед летчицами. Заходят двое мужчин и в ожидании автобуса в город заказывают по чебуреку. Стремительно их уничтожают — так, что мы выходим практически одновременно. «Будем жить!» — прощаются они фразой из фильма.

Мужчина из кафе машет мне в сторону блокпоста — вам туда.

Я иду мимо поста, затем по проезжей части улицы Петровского. Улица длинная, начинается еще в городе, а заканчивается уже на стороне противника. Замечаю, что все, кто идет по дороге или едет по ней на велосипедах (автомобилей почти нет), держатся левой стороны. Я тоже иду слева.

Примерно через километр движения вижу впереди препятствие и понимаю, что это та точка, что обозначена на картах запретительным знаком — конец здешней географии. Беспокоясь, как бы не уйти не туда, заворачиваю в проулок, где стоит пожилой мужчина. Спрашиваю его о Томской улице.

— Это вам дальше, она предпоследняя, — отвечает он. — А вы из Ленинграда? Я учился в Горской, на авиационного техника. Потом работал в Андижане. Знаете, где это?

— Смутно.

— Это город в Узбекистане.

— Как вас зовут? У вас тут соседа вчера убили, знали его?

— Меня зовут Николай Анатольевич. Соседа не знал. Вообще, у нас тут часто кого-нибудь убивают.

Николай Анатольевич когда-то учился под Ленинградом и работал в Андижане

Николай Анатольевич когда-то учился под Ленинградом и работал в Андижане.

© Наталия Курчатова

Улица Томская, где 8 мая произошла очередная трагедия

Улица Томская, где 8 мая произошла очередная трагедия.

© Наталия Курчатова

Газ в поселок провели перед войной, но подключить не успели

Газ в поселок провели перед войной, но подключить не успели.

© Наталия Курчатова

Я смотрю на пожилого авиационного техника, который учился под Ленинградом, работал в Андижане, а теперь оказался в месте, «где часто кого-нибудь убивают». Прощаюсь и иду дальше.

На одной из улиц, отходящей вправо, вижу ворота, огороженные лентой. Полагая, что таким образом может быть отмечено место трагедии, подхожу к женщине, которая рассаживает у своего забора цветы.

 — Здравствуйте, я журналист из Петербурга. Это на вашей улице вчера дедушку убило?

 — Прямо из Ленинграда приехали? Ну ничего себе! — удивляется женщина. Мы знакомимся. Мою собеседницу зовут Наталья Владимировна, ей за шестьдесят, живет с дочерью и внучкой-школьницей.

 — Это не у нас, это на следующей улице. Я вчера и не слышала ничего, кроме «бахов». Потом только узнала. Мы вообще стараемся вечерами из дома не выходить… Пойдемте к Алле, она живет с дедом Толиком дом в дом, наверняка знает, как дело было.

Мы идем к соседке Натальи Владимировны. Это полная женщина под семьдесят, зовут ее Алла Григорьевна. У ног ее вьется персиковый кот по кличке Феликс.

День скорби у этих вчера был. Но скорбели очень громко. Доскорбелись до того, что убили дедушку на пороге собственного нужника… Я на ту сторону двора еще не ходила, может, и у нас побито что. Было это около половины девятого вечера, а стрелять начали с пяти, — говорит собеседница «Ридуса».
Алла Григорьевна живёт в поселке с детьми и внуками

Алла Григорьевна живёт в поселке с детьми и внуками.

© Наталия Курчатова

Кот Феликс у ног хозяйки

Кот Феликс у ног хозяйки.

© Наталия Курчатова

Наталья Владимировна и Алла Григорьевна переживают за внуков: «Они у нас ходят в школу по вот этой дороге, по которой вы шли. У нас ее называют „дорога смерти“, потому что она простреливается».

У Натальи Владимировны внучка четырнадцати лет, у Аллы Григорьевны — трое внуков: десяти, двенадцати и пятнадцати лет. «Старший и младший вечно в интернете — ну, когда интернет здесь бывает, — говорит она. — А среднему, Ярику, интернет до лампочки, он на велик вскочит — и погнал по поселку. Я уже детям говорю: да закиньте вы этот велик на чердак, от греха».

Женщины советуют мне обратиться на Томской улице к соседке Светлане — «она активная и все про всех знает». На прощание обмениваемся поздравлениями с Днем Победы.

«Когда же мы и свою победу будем праздновать?» — горько говорит одна из соседок.

Иду на Томскую.

По дороге меня нагоняет парнишка на велосипеде.

— Вы журналист из Ленинграда? — спрашивает он.

— А ты — Ярик? — догадываюсь я. Спрашиваю про погибшего деда Толика.

— Нормальный был дедушка, еще ходил сам. Мог бы еще пожить, — рассудительно отвечает мальчик.

Светлана — полная блондинка около пятидесяти, принимает меня радушно — соседки ей уже позвонили «за журналиста». Говорит, что сама она участия во вчерашнем трагическом инциденте не принимала, но сейчас соберет тех, кто знает. Мы проходим еще метров тридцать по Томской и знакомимся с Ларисой Владимировной, ее дочерью Ириной и соседкой Антониной Васильевной. Женщины рассказывают, что вчера сначала били по террикону, затем в половине девятого прилетели три мины, одна упала в посадке, другая — на крайней улице Селидовской, а третья прилетела на Томскую, во двор к дяде Толе. По информации СЦКК, по поселку били не минометы, а работала пушка БМП. Печальный итог от этого, впрочем, не меняется.

Тот самый скворечник у которого погиб дед Толя

Тот самый «скворечник», у которого погиб дед Толя.

© Наталия Курчатова

Антенна, в основание которой угодил снаряд

Антенна, в основание которой угодил снаряд.

© Наталия Курчатова

«Пойдемте, я покажу, где все произошло», — говорит Лариса Владимировна.

Мы заходим во двор дома номер десять. Во дворе неглубокая воронка в жирном донецком черноземе, рядом обрушенная спутниковая антенна.

«Вот сюда, в основание антенны, попала мина. Антенна грохнулась. А нужник — вот он, в трех метрах. Дед открыл дверь и упал, видите, дверь осколками посекло? Он только открыл ее, эту дверь, тут и прилетело. Дядя Толя был одетый, на виске кровь, и здесь, в районе талии, тоже кровь. — Для Ларисы Владимировны явно важно, что сосед умер в приличном виде и одетым, она повторяет это несколько раз. — Нашел деда Антон, потом и мы сбежались. Антон позвонил в «скорую», но приехали не они, а военные, а затем следователь из прокуратуры. Потом его увезли».

Женщины вспоминают, что до смерти деда его успели поздравить с праздником, вечером они с Антоном пили чай. Антон, которому я позвонила позже, сказал, что отлучился со двора всего на пять минут, услышал прилет, прибежал и нашел деда мертвым. А в дворовый нужник Анатолий Назарович пошел потому, что несколько лет назад к ним в дом угодил снаряд «и унитаз просто вынесло». Дед Толя был 1939 года рождения, ребенок еще той войны. Великую Отечественную пережил, а вот нынешнюю войну — нет.

О происходящем в поселке женщины рассказывают бодрясь и даже со своеобразным прифронтовым юмором: «Вот у меня кума Людмила напротив — все боялась мин, в итоге мина угодила в крышу дома, шкуру стесало ей от шеи до задницы, повредило тазобедренный сустав…»

Идем к Людмиле. Ухоженный садик с самодельной садовой скульптурой, изготовлением которой увлекается Антонина Васильевна (и снабжает всех желающих).

Слоники, свинки, журавли и гуси-лебеди. Выходит, прихрамывая, Людмила. «А что тут рассказывать? Разве до нас кому-то еще есть дело?» — роняет женщина.

В соседнем дворе раскочегаривает мангал кум Николай. «Опасная» сторона дома заложена у Николая мешками с песком. Женщины возвращаются к истории ранения соседки летом 2016-го.

Дизайн витрины магазина в поселке Трудовские

Дизайн витрины магазина в поселке Трудовские.

© Наталия Курчатова

Лебеди из покрышек

Лебеди из покрышек.

© Наталия Курчатова

Уличный дизайн у забора Светланы

Уличный дизайн у забора Светланы.

© Наталия Курчатова

Во дворе у Людмилы

Во дворе у Людмилы.

© Наталия Курчатова

Садовая скульптура авторства Антонины Васильевны

Садовая скульптура авторства Антонины Васильевны.

© Наталия Курчатова

Пёс Бим чует когда будет обстрел и предупреждает хозяев

Пёс Бим чует, когда будет обстрел, и предупреждает хозяев.

© Наталия Курчатова

Лариса Владимировна с внучкой Нютой

Лариса Владимировна с внучкой Нютой.

© Наталия Курчатова

Это было в полдвенадцатого ночи. Начали стрелять, я приоткрыла окно, а потом грохот с потолка, и я чувствую резкий запах крови и что у меня нога как будто оторвалась… Я ж дома одна была, и думаю — так и кончусь здесь, запертая… Поползла. Сын Ларисы, крестник мой, примчался — как он перемахнул забор, не знаю. Потом уже все соседи сбежались — кто в ночнушках, кто в трусах, может, кто и без трусов был, я уж не разбирала, — говорит собеседница «Ридуса».

«Темно ж было, я Антонине говорю — держи фонарик. А она его этак к груди прижала, на себя светит, и стоит, как привидение», — рассказывает Лариса.

Лариса вытащила у соседки из спины щепки и торчащие осколки, произвела первичную обработку ран. Затем они прикрыли ей область поражения пленкой и положили соседку на заднее сиденье ее собственного «Форда». И так довезли до блокпоста. Там военные вкололи противошок и поехали в больницу.

Соседи тогда же собрали деньги, тысяч шестнадцать, и сунули мне в карман. Мало ли, понадобятся в больнице. Но в Калининской сказали, что нашим из «красной зоны» все бесплатно. Дверь операционной закрылась, я стою в платье, даже без белья, и в тапках, полных крови. И шестнадцать тысяч в кармане. Ночь, комендантский час… Надо мной потом наши смеялись: как же так, ты оказалась ночью в центре Донецка с такими деньжищами, и даже не гульнула как следует…

Смех смехом, но Людмилу тогда едва спасли. Пришлось удалить часть тазовой кости, а ободранную спину еще долго залечивали в ожоговом отделении уже другого донецкого стационара.

«У нас две трети народу из поселка выехало, а оставшаяся треть домов — в каждом кто-то или ранен, или убит», — говорит Лариса. Женщина когда-то хотела стать хирургической медсестрой, в юности занималась в сандружине, потом поступала в медучилище, но в первые месяцы обучения хлопнулась в обморок в морге. Ей вернули документы со словами «вы нам не подходите». Теперь ее начальные медицинские навыки пригодились. Лариса тоже была ранена мелкими осколками: «Я даже вытаскивать их не стала, да и врачи не советовали. Говорю доктору: „Ну что, буду я теперь железная леди?“ Он: „Нет, скорее алюминиевая“».

У Антонины Васильевны муж всю войну отработал водителем на «скорой». «В четырнадцатом-пятнадцатом, когда почти каждый день были жертвы, в том числе дети, он приходил с дежурства, садился за стол и молчал. Я ставлю перед ним ужин, он ложку берет и кладет обратно. Просто не мог есть», — рассказывает женщина.

Лариса и Антонина тащат меня пить чай. К чаю прилагается еще и скромный обед, а также яйца и куличи, которые здесь называют пасками: «Вы же давно у нас тут ходите, проголодались». Вскоре мне предлагают попробовать сливовой и малиновой настойки: «День такой, Победа, надо!»

Лариса Владимировна и малиновая настойка

Лариса Владимировна и малиновая настойка.

© Наталия Курчатова

Мероприятия в честь Дня Победы проходят в соседнем Петровском районе, в поселке Трудовские торжеств не предусмотрено. Наверное, чтобы не искушать судьбу и недалекого неприятеля.

Сейчас из соседней комнаты доносятся звуки московского парада — муж Ларисы Геннадий, которого она называет попросту «милый», смотрит там телевизор.

Геннадия недавно выписали из больницы после операции на колене — не ранение, бурсит. Геннадий смотрит по телевизору торжества на Красной площади и изредка уточняет воспоминания жены. Просыпаются после тихого часа дочь Ирина и внучка Нюта, Лариса выходит с Нютой в кухню, девочка играет с паровозиком и смотрит на меня серьезными — штамп, но — недетскими глазами. Из телевизора доносится гимн России.

После обеда мы идем по улицам поселка, женщины показывают мне уже не предпоследнюю, а последнюю улицу, Селидовскую, от которой до позиций неприятеля около пятисот метров.

Перед посадкой, за которой позиции неприятеля, цветет целое поле тюльпанов и стоит свежепобеленная яблоня. Вообще, если бы не следы войны, поселок производил бы жизнерадостное впечатление — ухоженные дворы, дружные семьи.

— Здесь у нас живут только оптимисты, — утверждает Лариса. — Если бы мы тут боялись все время, мы бы все давно «на дурочку» уехали.

Соседки спрашивают, нет ли у меня знакомых в местной администрации

— Нам бы хоть машину песка сюда привезли.

— Зачем вам песок? — спрашиваю я.

— А мы цемент сделаем и хоть дырки в домах залатаем, не хотим жить с дырками.

Тюльпаны и яблоня в пятиста метрах от неприятеля

Тюльпаны и яблоня в пятистах метрах от неприятеля.

© Наталия Курчатова

Эту часть улицы Петровского в поселке называют дорогой смерти

Эту часть улицы Петровского в поселке называют «дорогой смерти».

© Наталия Курчатова

В окрестностях грохает несколько залпов. «Не беспокойтесь, это не к нам», — говорят женщины. Мы продолжаем идти последней улицей поселка Трудовские с тюльпанами на ней. «Мы живем здесь… хорошо! — восклицает Лариса. — И будем жить!»

Я иду обратно по «дороге смерти», по которой дети из поселка Трудовские каждый рабочий день ходят в школу — полтора километра до автостанции, потом автобусом в Петровский район, где ученикам 106-й школы выделен корпус в другой, 114-й. Здание 106-й сильно повреждено обстрелами, заниматься там невозможно. Я иду, стараясь держаться той стороны дороги, которую хоть как-то прикрывают от неприятеля дома и деревья.

Здание школы номер 106

Здание школы № 106.

© Наталия Курчатова

Рисунки на пришкольном здании - пусть всегда будет солнце

Рисунки на пришкольном здании — пусть всегда будет солнце.

© Наталия Курчатова

Стена пришкольного здания со стороны улицы Петровского

Стена пришкольного здания со стороны улицы Петровского.

© Наталия Курчатова

За блокпостом меня подбирает маршрутка.

— Куда вам? — спрашивает водитель.

— А куда вы едете?

— Мы-то домой уже едем, вечером здесь ничего не ходит. Остановились потому, что жалко вас стало — скоро ведь тут опять начнут стрелять.

Мы едем по поселку, на улицах ни души, только в парке на улице Петровского пасется коза.

Коза в поселковом парке

Коза в поселковом парке.

© Наталия Курчатова


  • Телеграм
  • Дзен
  • Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.

Нам важно ваше мнение!

+4

 

   

Комментарии (0)