Идея подобного исторического сборника родилась в Российском военно-историческом обществе (РВИО), когда летом 2016 года коллеги из Софийского университета имени святого Климента Охридского выступили с инициативой организовать совместные мероприятия к этой памятной дате.

В Болгарии эта война носит название Освободительной, а в дореволюционной России обычно обозначалась как «за освобождение болгарского народа».

Основная цель сборника — донести голоса участников той войны, русских и прежде всего болгар (ведь их воспоминания впервые публикуются на русском языке и позволяют донести до российского читателя болгарское видение тех событий).

Составители стремились представить взгляд на те события не столько из высоких штабов, сколько «снизу», донести ту «правду», которая позднее будет названа окопной, показать, чем являлась та война для русских и болгарских участников и населения Болгарии. В определенной степени речь идет о взгляде по обе стороны «фронта», правда, не врагов, а тех, для кого противостояние османам стало общим делом.

Впрочем, общность целей вовсе не определяет единство позиций: для России это была прежде всего очередная героическая война, для болгар — кульминационный момент национального Возрождения.

Некоторые моменты в воспоминаниях могут показаться неожиданными. Болгары действительно ждали русских как освободителей от многовекового османского ига, однако процесс национального освобождения и формирования национальной элиты начался задолго до 1877 года, а потому русская армия пришла вовсе не на пустое место. Равным образом как отношение к ней находилось под влиянием опасений, что, как и в 1828—1829 годах, она опять уйдет, оставив болгарский народ «один на один» со своими угнетателями.

Именно для прояснения исторического контекста событий, который слабо известен широкому читателю, автор и публикует эти строки .

Весьма показательны и приветственные слова к сборнику, написанные патриархами болгарской исторической науки. Многие у нас в России даже не представляют о том, какое большое значение эта война имела для болгарского народа и что память о подвиге русской армии действительно хранится в памяти болгар.

Так, академик Болгарской академии наук К. Косев отметил: «Этот сборник — плод сотрудничества между русскими и болгарскими историками. Он важен не только потому, что публикуется в канун высадки русских солдат в июне 1877 года на болгарский берег Дуная, но еще и потому, что дает сегодняшнему поколению русских представление о том, какими людьми были болгары в XIX веке и какой была их вера в силу „Деда Ивана“». Член-корреспондент БАН и бывший ректор Софийского университета И. Илчев завершил следующим фактом: «В 1878 году два торговца из района Казанлыка сделали почти идентичные записи в своих торговых книгах. Один занес в графу доходов: „В этот год я получил лишь освобождение от турецкой тирании“. А другой: „Благодарю Бога, что мы освободились от турецкого ига“».

Сами воспоминания предварены обширной вводной статьей, подготовленной российскими и болгарскими историками. Она отражает как общий научный взгляд на саму войну, так и на историю российско-болгарских отношений и национально-освободительное движение.

Многие ли сегодня знают о позитивном влиянии Крымской войны на развитие болгарского возрождения? О деятельности болгарских эмигрантских организаций в России? О том, с какой жестокостью было подавлено Апрельское восстание 1876 года?

Вся Европа была возмущена зверствами османской армии.

Однако политическим союзником Турции была Великобритания, которая пыталась нивелировать скандал: «Иначе себя вел британский дипломатический представитель. Он отправлял депеши, в которых передавал ложные сообщения о зверствах повстанцев, а материалы о расправах турок над мирным населением называл „чудовищно преувеличенными“».

Но британская общественность занимала иную позицию. В начале июня в стране стали собираться первые митинги. Английский исследователь Р. Т. Шенон насчитал не менее 500 собраний, заседаний, митингов, посвященных балканским проблемам того времени. Сочувствие выразили Ч. Дарвин, Г. Спенсер, У. Моррис, Р. Браунинг.

Премьер-министр Дизраэли сначала пытался говорить о «неизбежности насилия на Балканах по причине отсталости населения», но в конце июля признал в парламенте факт жестоких расправ со стороны турок.

Известный британский политик того времени У. Гладстон в этот момент сочинил свой памфлет «Ужасы в Болгарии и Восточный вопрос», разошедшийся в огромном количестве. Гладстон не только турок обвинял в сложившейся ситуации, но и Великобританию, своим попустительством ставшую «морально ответственной за самые низкие и черные преступления, совершенные в этом столетии».

Активную позицию заняли британские парламентарии, писавшие запросы в правительство и требовавшие от Форин-офис отказаться даже от моральной поддержки османских властей. Дипломаты были вынуждены сообщить Порте, что под влиянием общественности правительство Ее Величества вынуждено отказаться от вмешательства в защиту Османской империи в случае войны.

Не менее интересные подробности представлены и относительно более известных событий. Например, Берлинского конгресса 1878 года, когда под давлением стран Европы Россия и Болгария отказались от части завоеваний.

Тонкости характерные, отражающие уровень принятия внешнеполитических решений: «В результате сложных переговоров было достигнуто решение о созыве в Берлине конгресса, где О. фон Бисмарк обещал выступить «честным маклером».

13 (1) июня 1878 г. конгресс открылся. Россию представлял Горчаков, к тому моменту находившийся в весьма пожилом возрасте. В работе конгресса он участвовал мало, постоянно недомогал, по рассеянности допускал оплошности. Так, однажды развернул перед британцами карту, составленную в Генеральном штабе, с обозначением возможных территориальных уступок в Закавказье.

Но вполне соответствовали ему и собеседники. Дизраэли не учился в университете, потому плохо знал международный язык того времени — французский, и, стремясь избежать позора империи, британские дипломаты уговорили его выступить на родном языке. Имелись у него и другие пробелы в образовании. Когда Дизраэли стал обсуждать с Горчаковым русско-турецкое разграничение в Закавказье, то министр иностранных дел Р. Солсбери воскликнул: «Но лорд Биконсфилд не может вести переговоры, он в жизни своей не видел карты Малой Азии». Бисмарк при высоком росте и массивной комплекции обладал тонким голосом. Вдобавок он боялся зубных врачей, не прибегал к их помощи, к старости сохранил лишь остатки зубов и в разговоре отчаянно шепелявил».

Мы не будем подробно пересказывать содержание воспоминаний, лишь представим отдельные выдержки, которые, на наш взгляд, говорят сами за себя.

Иван Церов болгарский просветитель и общественный деятель:

Встреча русских войск

«28 июня узнали, что в Тырново прибыл великий князь Николай Николаевич, главнокомандующий российской армией, в связи с чем мы все вместе отправились туда, чтобы его увидеть, и наше горячее желание исполнилось. Брат царя проводил на Марином-поле смотр российских войск, которые громогласно приветствовали его, и это глубоко нас тронуло. Громадная фигура великого князя была особенно внушительной. После смотра Николая Николаевича восторженно приветствовали тырновцы — мужчины, женщины и дети — собравшиеся на Марином-поле, ведь в тот день был праздник, Петров день. Но и без этого, в честь великого дела освобождения нашей отчизны, народное веселье и празднества продолжались несколько дней: повсеместно, куда прибывали русские войска, их торжественно встречали: наш народ дарил им цветы, им выносили ковши вина, чтобы угостить, высказывая им горячую и глубокую благодарность, славя, желая побед в восторге от того, что и в нашу измученную страну пришла свобода и порядок, что наша мечта о политической самостоятельности сбылась»

Димитр Тачев Душанов (1837—1904) — болгарский просветитель, театральный деятель, переводчик и литератор.

О зверствах осман в 1876 году

«Всеобщий страх, который повсеместно распространился после восстания, а, в сущности, свирепство подавивших его, башибузуков и регулярных войск, ужасная резня в Батаке, Перуштице, Батошево и в иных местах, заставляли негодовать и самых бесчувственных; зверство и скотство, с каким они относились к беззащитным, угнанным в плен вдовам, девицам и молодым инокиням, заставляли даже самые нежные сердца биться в груди, горя и дыша отмщением. Они убивали и уничтожали все подряд, и виновных, и невиновных, каждого, кто представал перед их взорами; пожары, мародерства и насилие были для них ничего не стоящим, обычным делом; ведь они имели дело с имуществом и семьями нечестивых гяуров[7]».

Встреча русских войск в г. Казанлыке

«Прошло еще немного времени — и армия приблизилась ко мне; обнажив голову, предстал я перед его царским высочеством князем Николаем и приветствовал его словами:

 — Благословен грядый во имя Господне, — пели некогда незлобивые дети, увидев в Иерусалиме Спасителя на жребяти осли, — благословен грядый во имя Господне, — поет и многострадальный болгарский народ, увидев своих освободителей.

Но, взволнованный и растревоженный, я растерялся и не смог сдержать слез, да и он прослезился, и, видя, что более продолжать мою речь не могу, я произнес:

 — Пожалуйте, брат, поцеловать руку освободителя.

Он протянул мне свою руку, я поцеловал ее, а он погладил меня по голове и сказал:

 — Вот, молодец болгарин, а что, много ли турок в городе?

 — Нет, только раненые.

 — Пойдем! — и они поехали очень медленно, а я пошел рядом с его конем; он расспрашивал меня о том о сем, обо всем, что попадалось ему на глаза. Отовсюду, где мы проезжали, народ — мужчины, женщины, девушки и дети, веселые и смеющиеся — столпились у ворот, чтобы встретить въезжающих; наконец, мы очутились и на площади. Там они остановились и тут же прогремел гимн «Боже царя храни», оголодавшие же воины потянулись от своих лошадей к теплому еще хлебу, который мы нашли заготовленным в повозке, по-видимому, как дневной паек, который должны были отвезти искалеченным и раненым турецким бойцам.

***

Еще дальше, у нижних ворот конака, мы встретили толпу и нескольких солдат среди них, ведущих связанного и рыдающего Калюнджию, одного из виднейших турецких торговцев, почти обмершего от страха. Увидев нас, он еще больше разрыдался и умолял нас освободить его.

 — Куда вы его ведете? — спросил я солдат.

 — Народ желает, чтобы мы его убили.

 — Почему? Что он натворил?

 — Мы не знаем, нам вручили его как плохого человека.

 — Нет, братцы, все наоборот, если он и турок, то один из лучших людей. От имени честного креста, перед которым мы обнажили голову, прошу вас оставить его свободным, передать его нам.

Богобоязненные и благочестивые солдаты перекрестились, развязали его и отдали нам. Мы приняли его в свои ряды и продолжили свой путь, чтобы встретить прибывших. Там, за мостом, под орешниками мы заметили генерала Гурко и весь штаб верхом на конях в ожидании. Мы приблизились к нему, и поп Иван поднес блюдо с хлебом и солью, а поп Стефан осенил его крестом и поднес для целования. Тогда я поприветствовал его от имени города как желанного гостя. Я начал свою речь чрезвычайно знаменательными словами Симеона-богоприимца: «Ныне отпущаеши раба твоего, Владыко» и после соответствующего обстоятельствам приветствия представил ему, исходя из их собственного желания, и беев, которые, обнажив головы, обритые, предстали перед нами».

Михаил Иванов Маджаров (1854—1944) — болгарский политик, государственный и общественный деятель

Турецкие пленные каются в преступлениях, Бухарест, начало 1878 года

«Утром я известил содержателя гостиницы о состоянии, в котором нашел кровать, но это не произвело на него особого впечатления. Он произнес достаточно грубое слово в отношении слуги, но сказал, что не знает, освободится ли в этот день какая-нибудь другая комната, однако обещал, что кровать приведет в надлежащий вид. Я спустился в кафе, находившееся на первом этаже и переполненное публикой. Большинство присутствовавших составляли турецкие офицеры-пленные. Как можно было понять со стороны, они располагали денежными средствами и пользовались полной свободой. Множество говорило по-французски. Я сел за стол и спустя немного времени два турецких офицера попросили разрешение воспользоваться этим же столом, так как свободные места отсутствовали. Я им ответил, что мне будет приятно разделить с ними трапезу. В своей словоохотливости они быстро завязали со мной разговор. Они похвалились, что русские очень хорошо к ним отнеслись, но румыны и болгары поступили с ними не так. Рассказали мне несколько случаев грубой и бесчеловечной жестокости. Они в определенной мере понимали поведение болгар, но против румын выдвигали тяжелейшие обвинения и выражения.

Я им сказал, что не знаю, насколько их сообщения достоверны, но у румын даже нет оправдания в том, что они действовали под влиянием турецких зверств. Этим, прибавил я, не хочу оправдывать и болгар, поскольку зверства одной стороны могут лишь объяснить, но не оправдать зверства другой. С особенной настойчивостью они хотели меня уверить, что жизнь турецких пленных была гарантирована лишь тогда, когда их конвоировали русские солдаты.

Я слушал жалобы этих молодых офицеров, попавших в русский плен, и думал: хотя бы сейчас они раскаиваются за злодеяния, совершенные над невинными болгарскими жертвами, или все еще продолжают верить, что лишь они могут безнаказанно совершать преступления. Я радовался болгарской свободе, которую добыли победоносные русские войска, но не чувствовал никакого удовольствия от страдания турок, раз эти страдания являлись плодом их предшествовавших действий».

Бахвальство румын

«Румыны еще находились под обаянием их участия в осаде Плевны. Они словно искренне верили в свои воинские добродетели, которые никто не мог превзойти. И в отеле, и в кафе, и на улице они рассказывали о своих подвигах, особенно при Гривице, без которых русские войска были бы вынуждены отступить в свои степи. Русские офицеры терпели это самохвальство с великодушием, присущим великим народам. Среди них были те, кто дразнил или входил в препирательства, но большинство снисходительно усмехалось, как поступают старые люди с самохвальством ребенка, который залез на стол и кричит, что выше всех.

Румынская надменность производила плохое впечатление на турецких пленных, знавших, кто их победил и кто вынес на своих плечах тяжести этой войны. Они не скрывали своего негодования, когда слышали, как какой-нибудь румын хвалился, что румынские войска взяли Плевну и спасли русскую армию от разгрома. Бухарест олицетворял этот румынский психоз, и я его видел в полном расцвете. Может быть, сыграла свою роль и Бессарабия, создавшая после той войны неприязненность между Россией и Румынией, но из того, что я видел тогда в Бухаресте, я сделал вывод, что зародыш этой неприязни коренится в только что созданном психологическом состоянии румынского офицерства и интеллигенции, которым искусно пользовался покойный король Кароль I для его личных и расовых целей. Я в первый раз видел Румынию, но жившие на этой земле долгие годы болгары меня уверяли, что Плевна изменила привычки румын. Они стали смотреть на русских надменно и претендовать на большие территориальные компенсации».

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.