Сегодня, 28 сентября, в России отмечается День работника атомной промышленности. О ситуации на самом известном ядерном объекте бывшего СССР — Чернобыльской атомной электростанции — «Ридус» побеседовал с человеком, который проработал там 20 лет. Физик-ядерщик Александр Александрович Боровой знает «Укрытие» вдоль и поперек, является одним из авторов проекта «Арка», лауреатом Государственной премии Украины и обладателем многочисленных почетных наград и званий. В 2001 году он попал в двадцатку живущих «действительных героев», по версии американских СМИ. В свои 76 лет он по-прежнему «в строю» и продолжает оказывать консультативную помощь специалистам на ЧАЭС.

— Что сегодня происходит в Чернобыле?

— Для того, чтобы понять, что сейчас происходит, необходимо рассказать о том, что происходило, и какое к этому отношение имеет Россия. В апреле 1986 года случилось несчастье, когда четвертый блок Чернобыльского реактора взорвался. Был огромный выброс радиации, был разрушен блок, верхних этажей не стало, с вертолета можно было заглянуть в реактор. Надо было срочно что-то делать. Было решено закрыть открытый, словно рана, реактор, из которого ветром выдувало радиоактивную пыль.

В момент взрыва выбросило до 80% опасного для щитовидки йода, период полураспада которого восемь дней. Цезия-137, который выбрасывается в виде аэрозоля, падает на землю и продолжает на ней находиться довольно долго (период полураспада примерно 30 лет, т. е. раз в этот срок вдвое сокращается его активность), выбросило около 2,5 миллиона кюри из 7 миллионов, которые там были, — огромная цифра! А вот ядерного топлива — урана, плутония, тяжелых элементов — меньше 5%, мы же говорим про 3,5%. Но этого хватило, чтобы десятки тысяч квадратных километров на Украине, в Белоруссии и России стали непригодными для жизни и возделывания земли.

Надо было быстро построить «Укрытие» над разрушенным блоком (см. схему 1 — «Укрытие» обозначено красным). Это было сделано в кратчайшие сроки: начали в мае 1986 года, а закончили уже в ноябре. Стройка была героической. Ведь это было не просто разрушенное здание, в нем была накоплена колоссальная радиационная активность, людям приходилось работать в тяжелейших условиях. Всего через «Укрытие» прошли около 700 тысяч человек. Это были строители, монтажники, военнослужащие, ученые… герои. Буквально каждый шаг по строительству «Укрытия» был по-настоящему подвигом. Все боялись: ведь, если вылетело 3,5%, то 96,5% топлива осталось. А вдруг снова заработает реактор?

1

Схема-1.

— Доводилось слышать о радиофобии, которая погубила даже не зараженных лучевой болезнью людей…

—  От радиофобии пострадали больше человек, чем от излучения. Но это отдельный рассказ. Вернемся к «Укрытию». Оно было построено очень быстро. Идеальный объект в таких условиях построить невозможно, иначе вы всех «сожжете». Стройка велась дистанционно. Было построено огромное здание высотой 70 метров, но мы мало, что знали о свойствах этой конструкции.

Мы понимали, что, если сюда придет землетрясение с Карпат, то все может рухнуть, и тогда придет новая беда. А еще не получилось сделать конструкцию без щелей, общая их площадь составила порядка тысячи квадратных метров. Почему? Когда вы строите что-то дистанционно, вы не можете воспользоваться сваркой. Когда кран кладет блок, щель остается. Если какой-то металлический прут мешает уложить блок, щель остается, ничего тут не сделаешь.

Поэтому нас и оставили: было опасно, хотя реактор, в общем и целом, был уже накрыт. Нужно было организовать систему датчиков, которые бы следили за топливом, чтобы не было возобновления реакции. Следить за радиоактивной пылью. Что-то время от времени ремонтировать.

— А разве это ни задача инженеров?

—  Ядерщики должны были определять, может ли начаться произвольная реакции, предположим, при бурении скважины в том или ином месте. Инженерам это не под силу. Внутрь попасть было невозможно — слишком опасные дозы радиации. Даже керн без специалиста брать было небезопасно. Мы разрабатывали специальные растворы, которые ликвидировали ядерную опасность, поглощая нейтроны. А что если радиоактивная пыль под крышей? Надо было разрабатывать вещества, которые бы образовывали пленку и не давали этой пыли подняться. А любая пленка под действием излучения разрушается. Значит, надо было создать систему, которая бы постоянно распыляла этот раствор. Начинают меняться показания снаружи — нужно понять, что и почему. Дождевая вода с «Укрытия» проникает в грунтовые воды — нужно понять, насколько это опасно, найти места, где она протекает, придумать, как все это отвести, не пуская туда людей. Многие из этих задач, конечно, полуинженерные. Но без человека, который способен быстро рассчитать дозы, понять, можно ли туда пускать людей, поставить нужные приборы, эти задачи выполнить невозможно.

Кроме того, мы там обнаружили много интересного, даже нашли новый минерал, которого до этого на Земле не было, и назвали его чернобылит. Там мы впервые поняли, как топливо, освобожденное от оболочки реактора, плавит стройматериалы. Мы выяснили, что вода из «Укрытия» доходит до Припяти [реки, — прим. ред.], но не в опасных количествах.

— На «Укрытии» работы по обеспечению безопасности на ЧАЭС не остановились.

—  Был путь сделать «Укрытие» безопасным, что мы и предложили с академиком Беляевым в 1989 году. Идея была в том, чтобы накрыть объект большим сооружением, которое бы не давало ничему ни внутрь попасть, ни выйти наружу в случае природных катаклизмов и обрушения «Укрытия». Чтобы даже пыль, в случае чего, не попала в атмосферу.

2

Это был 1989 год, и денег на реализацию проекта не было. Сегодня это стоит порядка миллиарда долларов. У Украины таких денег не было, в 90-х годах Россия не могла помочь, привлечь международное сообщество и организовать Чернобыльский фонд удалось только в 1997 году, а прошло к этому моменту уже 11 лет. В это время началась активная работа, но нас уже начали отодвигать, потому что деньги были иностранные. Россия свой вклад вносила работой специалистов, а денежные средства в значительных объемах начала перечислять только в последние годы.

Еще в 1989 году мы написали о том, что работу надо начинать не со строительства арки, а с укрепления конструкции – для этого мы придумали термин «стабилизация». Всего было предусмотрено три этапа: стабилизация, строительство «Арки» (Новый безопасный конфайнмент) и разбор внутренностей «Укрытия» с дальнейшим их вывозом в безопасное место (это называлось, привести объект в экологически безопасное состояние).

Стабилизация была произведена с большим опозданием – в 2004-2008 годах. Пришли западные специалисты, которые о ЧАЭС ничего не знали. Даже, если вы хорошо знаете ядерную физику или вещи, связанные с радиацией, вам в Чернобыле еще предстоит многое узнать. В первые годы они просто переписывали наши отчеты под своими именами, получая за это по 30-40 тысяч долларов в месяц.

В итоге с нашей помощью иностранцы придумали, как смонтировать вдали от «Укрытия» из металлоконструкций арку и надвинуть ее на «Укрытие», а ее восточный и западный концы загерметизировать (см. схему 2). «Арка» весит 30 тысяч тонн, внутренний объем 2,5 миллиона кубометров, срок службы 100 лет. Ее строят украинские специалисты под руководством западных коллег, наших ребят там нет. Запад же дает деньги.

3

Схема-2.

— Когда ориентировочно будет построена «Арка»?

— В силу того, что западные специалисты на первых этапах о Чернобыле много не знали и в силу ряда других причин, произошло отставание.

Стабилизационные работы закончились только в 2008 году. По моим оценкам, если все пойдет хорошо, к концу 2015 года «Арка» должна быть готова. Запад поможет надвинуть «Арку» на «Укрытие» и герметизировать объект совершенно точно. А вот третий этап, связанный с извлечением конструкций, под вопросом. Есть разные оценки, но рассчитан он лет на тридцать. Надо придумать механизм, как это все разобрать и вытащить из-под «Арки». Вот на это, я думаю, денег не будет.

Украина сама такие расходы не потянет, речь идет о сотнях миллионов долларов, которые придется тратить каждый год. Одно техническое обслуживание «Арки» будет стоить миллионов десять, хотя тут тоже есть разные оценки. А ведь нужна будет не только непосредственно разборка: радиоактивные вещи надо будет резать, во что-то запаковывать, где-то хранить. Денег на это не будет.

Шансы загерметизировать объект есть, но сейчас на Украине гражданская война, а это вещь непредсказуемая. Если «Арка» не будет надвинута, «Укрытие» когда-нибудь рухнет.

— Что в этом случае произойдет?

Первой пострадает тридцатикилометровая зона отчуждения. Но, если не будет денег ее перекрывать, вся эта грязь начнет расползаться. До России она вряд ли дойдет, а вот Белоруссия пострадает сильно. Закрыть объект нужно в любом случае. Если конфликт на Украине будет расширяться, надо всем миром договариваться и, в случае необходимости, оцеплять войсками эту зону. Работы во что бы то ни стало должны продолжаться.

- Вы сказали, что период полураспада цезия 30 лет. Еще при Януковиче были разговоры о создании рекреационных зон вокруг Чернобыля и о возвращении части зоны отчуждения в хозяйственный оборот. Насколько это реально?

—  Это невыгодно экономически. Потому что это требует очистки земли, а даже американцы в последние годы перестали это делать, именно из-за экономической нецелесообразности. Да и потом, это Полесье — болотистое, нечерноземное место. На Украине столько хорошей земли, в которую можно вложить деньги и получить доход, что это не имеет смысла. Главное, чтобы «пятно» не расползалось, и этого не происходит.

Я сторонник того, чтобы устроить там заповедник и дать биологам возможность наблюдать, что же происходит, когда проклятый человек не вмешивается в жизнь природы.

— В конце августа украинский «Энергоатом» договорился с американской компанией Holtec International о строительстве Центрального хранилища отработанного ядерного топлива в зоне отчуждения ЧАЭС. Что вы думаете об этой затее?

— Это стоит больших денег. Сейчас ядерное топливо отправляется на переработку в Россию, что стоит порядка 150−200 миллионов долларов в год, хотя называют разные цифры. В России же эти отходы и хранят. Для того, чтобы выстроить такое хранилище нужно время: в лучшем случае, три-четыре года. Все это время нужно будет платить России и давать деньги американцам, которые это будут строить.

Я бы, конечно, американцев на это дело не нанимал, потому что, как минимум, уже есть печальный опыт строительства французского хранилища на ЧАЭС. Оно было построено так, что нужные сборки там храниться не могли. Хранилище пришлось перестраивать, а деньги уже были потрачены.

— То есть на территории Чернобыля сейчас работает хранилище ядерных отходов европейской системы?

— Да, но только для сборок самой ЧАЭС, а не централизованное, как это предполагалось. Должны же ведь были свозить почти со всех украинских станций, кроме одной, где есть свое хранилище.

На строительство первой очереди хранилища от Holtec International потребуется свыше 127 миллионов евро. Важно другое. В украинском парламенте, когда он еще был нормальным, была Партия регионов (ПР), которая хоть что-то соображала, шло обсуждение этого проекта. ПР предупреждала: «А что, если после строительства этого хранилища на Украину начнут привозить всякую дрянь со всей Европы? Это опасно!» Потом ПР не стало, и таких вопросов больше никто не задает.

4

Схема-3.

— Про Holtec International пишут, что эта компания ничего не построила в США. Можно ли доверять такой компании?

— Про эту компанию, действительно, отзываются негативно.

— Это говорят специалисты или об этом пишут СМИ? 

— Об этом говорят наши специалисты, которые этими вещами занимаются. Правильнее было бы (если уж возникла потребность в собственном хранилище) воспользоваться готовым, проверенным проектом, которые есть в России. Более того, есть организации, которые хорошо строят, а тут выбрали сомнительную компанию. В Америке отходы хранят в бассейнах при станциях, а масштабный проект хранилища в гранитных отложениях реализован так и не был.

Мне очень жаль будет, если из-за этого нового проекта будет распущен Институт проблем безопасности АЭС. Этот институт весьма достойно перехватил у Курчатовского знамя работы на ЧАЭС. Его, скорее всего, перестанут финансировать.

— Почему?

— А денег нет на Украине.

— Экономить на Чернобыле?..

Дай Бог, чтобы не начали этого делать. Но что-то я не вижу нормальных людей в новом правительстве и парламенте Украины. Там нет специалистов, там одни политики. А с ними связываться опасно. Им надо себя на ближайшие три года показать, а дальше хоть трава не расти: они уедут в Калифорнию или на Лазурный берег. Поэтому мне очень тревожно за этот институт, который, быть может, единственный в мире, имеет такой огромный опыт борьбы с радиационными авариями. Ведь там много наших учеников…

— Как после падения Советского Союза складывались отношения между ликвидаторами на ЧАЭС?

— Когда Украина стала независимой, курчатовцы продолжили работать в Чернобыле. Там не было достаточного количества своих специалистов, а кроме того, мы к 1991 году проработали там по пять лет, у нас был опыт. Был организован украинский институт, в котором я возглавлял Отделение по ядерной и радиационной безопасности. Все самое тяжелое досталось российским физикам. Но постепенно росла смена, а в такой атмосфере люди проясняются, как на фронте. Коллектив был смешанный, я даже не знал, кто украинец, кто русский, это было время, когда еще вместе трудились. И очень хорошее было отношение со стороны украинских властей: они понимали, что мы им нужны. Я даже получил Государственную премию Украины, стал заслуженным деятелем науки и техники Украины. Уехали мы только через 20 лет, в 2006 году.

К этому моменту сформировался сильный украинский коллектив — наши ученики, — но до сих пор мы им помогаем из Москвы. Если ребятам что-то надо, мы выручаем. Не часто, но такое случается.

— Какие опасности существуют относительно будущего ЧАЭС?

— Главный вопрос в финансировании. Его может не хватить на науку, об этом я говорил выше. Я считаю, что разборка (третий этап) должна сопровождаться наукой, иначе может произойти что угодно. Нужно понимать, что ты делаешь очень глубоко. Я не знаю в Европе и мире больше таких специалистов.

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.