Если сегодняшняя Украина отсчитывает свою историю с выхода из состава СССР в 1991 году, то предыдущая попытка украинцев создать государство была совершена в 1918 году. Но — вот парадокс — она стала возможной в результате Первой мировой и Гражданской войн, в которых эта страна была одним из главных театров военных действий на построссийском пространстве.

За три года — 1918, 1919 и 1920-й — по нынешней Украине прошли более десятка различных армий и крупных бандформирований. Но некоторые из них остались как бы за кадром наших исторических представлений, причем это не шайки какого-то очередного «батьки», а войска одной из великих держав старой довоенной Европы.

Речь идет об Австро-Венгрии, которая в течение нескольких месяцев оккупировала целый ряд губерний, вошедших в состав «Украинской державы» тех лет.

Марш Радецкого, или Натиск на восток

История австрийского завоевания Подолии, Причерноморья и части Донбасса началась на мирных переговорах Германии и ее союзников с советской Россией в Брест-Литовске. Киевская Центральная рада, самостоятельно ведшая переговоры с центральными державами, 9 февраля подписала с ними отдельный от «большой России» мирный договор, по которому Украина становилась протекторатом Германии и Австро-Венгрии и получала от нее военную помощь.

18 февраля началось общее наступление немцев и австрийцев на Восточном фронте. На украинском участке фронта «натиск на восток» осуществляли 25 немецких и 10 австрийских дивизий. 25 февраля австро-венгерская армия перешла пограничные реки Збруч и Днестр и быстро захватила всю Подольскую губернию, столкнувшись с незначительным сопротивлением красных формирований.

29 марта 1918 года Германия и Австро-Венгрия подписали секретное соглашение, по которому разделили Украину на оккупационные зоны. В австрийскую зону вошли три губернии — Подольская, Херсонская и Екатеринославская (за вычетом Донбасса), а также часть Волынской губернии вдоль довоенной границы империй. Николаев и Ростов-на-Дону заняли смешанные части под германским командованием, Мариуполь — смешанные части при австро-венгерском коменданте.

Дальше всех из частей императорской и королевской армии по фронту продвинулся XII «русинский» корпус австро-венгерской армии, сформированный во Львове в основном из галицких украинцев. Этот корпус занимал территории в Приазовье от Мариуполя до Ростова включительно. Так далеко на восток — практически до Дона — войска двуединой монархии не заходили и не зайдут никогда.

Попытки советской власти организовать оборону хотя бы крупных городов к успеху не приводили. За сдачу Одессы 11—12 марта выступили и одесский Совет рабочих и солдатских депутатов, и городская дума. Ситуацию для большевиков усугубляло и то, что разагитированные ими же солдаты категорически не собирались воевать, а в тылу по отрядам красной гвардии стреляли и части, подчинившиеся Центральной раде. Некоторые армии советской Украины не насчитывали и тысячи штыков.

Любопытно, что особенно ожесточенное сопротивление австриякам оказывали их вчерашние однополчане и товарищи по дивизии — «красные чехи». Это были отряды чешских легионеров на русской службе, признавшие власть Советов и пытавшиеся оборонять Украину, в то время как основной состав Чехословацкого корпуса отступал дальше на восток. При попадании в австрийский плен их ждала казнь как изменников.

Анархистские «вольные батальоны», союзные Советам, тоже показали себя неплохо. Один из них — «Черная гвардия», сформированный и возглавленный активисткой Марусей Никифоровой, показал себя одной из наиболее боеспособных частей «за новый мир», оказав упорное сопротивление австрийцам под Александровском (Запорожье), Гуляйполем, Бердянском. В этих отрядах отметился и Нестор Махно — еще не атаман, но уже матерый анархист с давним тюремным стажем.

А вот с едва сформировавшимся в зоне их ответственности белогвардейским отрядом генерала Михаила Дроздовского отношения у Австро-Венгрии складывались вполне конструктивные. Из дневника генерала следует, что австрийцы воспринимали их как нейтральную сторону, относились в целом благожелательно, а офицеры даже приветствовали колонну дроздовцев отданием чести.

Но так было не всегда. Дроздовский опасался, что австро-венгры атакуют его отряд как не признающий Брестского мира, и порой у белых действительно происходили с ними перестрелки.

«Вскоре по прибытии разъезда на Мардаровку в Плоское обстрелян австрийцами, легко ранившими одного», — гласит запись в дневнике Дроздовского от 9 марта.

С русскими офицерами, возвращавшимися из плена через Украину, габсбургская армия тоже вела себя прилично.

«Поражала исключительная корректность австрийского воинства. Ни малейшей „победительской“ надменности в поведении солдат и офицеров на улицах. Когда мне пришлось зарегистрироваться в австрийской комендатуре, то принимавший меня военный писарь получил нагоняй от своего начальника за то, что осмелился в моем присутствии сесть, не спрося моего разрешения. „Русский офицер, пускай он всего лишь демобилизованный воин неприятельской армии, все равно офицер, и нижний чин должен относиться к нему с уважением“, — яростно, топорща усы, орал австрийский хауптман». Так вспоминал австрияков белый офицер Г. Сакович.

Битва за хлеб

Тем не менее главным партнером Австро-Венгрии на территории современной Украины оставались киевские правительства, сначала Центральная рада, «вольное казачество» которой подчас воевало бок о бок с солдатами империи, а с апреля 1918 года — правительство гетмана Павла Скоропадского, его украинская полиция (варта) и воинские части, набранные из остатков русской императорской армии. Австрия и «Украинская держава» успели обменяться послами, причем за 1918 год в Вене сменилось два представителя Украины, тогда как в Киеве стабильно сидел один и тот же посол императора Карла I Габсбурга — граф Иоганн Форгач.

Австро-Венгерская империя обязалась поставлять киевскому правительству уголь, нефтепродукты, сельскохозяйственные машины, оборудование, фармацевтическую и химическую продукцию, а также предоставить крупный заем. Кроме того, держава Габсбургов взяла на себя обязательство создать украинскую автономию на своей территории — во Львове и Тернополе. Предполагалось также, что Украине будут переданы несколько воеводств юго-восточной Польши, но известия об этих планах Вены вызвали протесты польских депутатов в Австрии.

По условиям договоренностей в Брест-Литовске Украина обязалась поставить Германии и Австро-Венгрии до 31 июля 1918 года миллион тонн зерна, 400 миллионов яиц, до 50 тысяч тонн мяса рогатого скота, а также сало, сахар, пеньку, марганцевую и железную руды, медь, олово.

В общей сложности дунайская монархия в 1918 году получила из своей оккупационной зоны более 19 тысяч вагонов с различными грузами — даже больше, чем «старшая сестра» Германия, которой перепало около 16 тысяч.

Главным ресурсом для интервентов «центральных держав» было именно продовольствие, которого и в Берлине, и в Вене ощутимо не хватало. Зимой 1917—1918 годов по обеим странам прокатилась волна забастовок и голодных бунтов — на них и рассчитывал Троцкий в Брест-Литовске, затягивая переговоры.

Императорское и королевское командование создало на оккупированной территории два «заготовительных района» — в Подолии с центром в Жмеринке и на юге с центром в Херсоне. Заготовка продовольствия была возложена на войска на местах, которые должны были закупать товары поблизости от определенных железнодорожных станций и доставлять грузы на специальные пункты для отправки на запад.

На практике «выполнение украинско-австрийского соглашения» означало для крестьян массовые реквизиции хлеба безо всяких документов и уж тем более без учета потребностей местного населения. Здесь показательно сообщение мариупольского уездного старосты — главы гетманской администрации Хараджаева губернским властям в Екатеринослав в июне 1918 года. Хараджаев писал, что австрийцы вывезли из Мариуполя и округи 41 вагон с зерном, и обвинял их в создании «катастрофической» ситуации в городе и срыве уборки урожая.

При таком рвении австрийских армейских снабженцев, естественно, Вена ожидала активного сопротивления реквизициям хлеба. Еще 1 апреля император Карл требовал от главнокомандующего имперскими силами на восточном фронте Эдуарда Бем-Эрмоли обеспечить тыл украинским зерном «со всей энергией, вплоть до насилия». При этом он подчеркивал, что срыв реквизиции поставит под угрозу возможность продолжения войны. Но даже отобранного в плодородном Северном Причерноморье зерна двуединой монархии не хватало.

Отчасти это объяснялось происками «конкурирующей фирмы» — немецких союзников, которые, по словам следующего командующего генерала Крауса, старались прибрать к рукам все богатства захваченной Украины. Краус докладывал в Вену, что даже в «родной» оккупационной зоне он в конце концов был лишен возможности самостоятельно изымать продукты для своей армии, которая использовалась германским командованием только как массовка при реквизициях.

Смерть австрийским оккупантам

Но главной причиной срыва австрийских хлебозаготовок было яростное сопротивление крестьян в южных губерниях, вызванное аппетитами и свирепыми методами императорских и королевских «евроинтеграторов». Многие наблюдатели тех лет отмечали, что реквизиции и карательные экспедиции австро-венгерского командования отличались жестокостью, которая не прибавляла любви к нему среди мирного населения.

«Австрийцы были хуже немцев, у них конфликты с населением были чаще, чем у немцев, чаще были и жестокие репрессии, вызывавшие глубокую анархию и разложение деревенской жизни», — вспоминал бывший директор киевского музея Н. М. Могилянский.

«Спокойствие в городе нарушалось только слухами о происходящих в деревнях крестьянских восстаниях и о необычайной жестокости, с которой австрийские оккупационные войска их подавляли», — вторил ему другой мемуарист преподаватель Екатеринославского университета Игренев.

Австрийский посол в Киеве Форгач телеграфировал в Вену, что в оккупационной зоне «непрерывно происходят волнения, связанные с боями». В мае — июне разразилось одно из наиболее значительных антиавстрийских и антигетманских восстаний — под Елисаветградом (затем Кировоград, нынешний Кропивницкий). Войскам двуединой монархии не сразу удалось справиться с восставшими крестьянами — пришлось привлекать подкрепления и зайти им с тыла, со стороны Херсонской губернии.

Другое крупное восстание против гетманско-австрийской власти подняли 23—24 июля 1918 года рабочие Мариуполя, возглавляемые местными меньшевиками. Ночью более 600 восставших захватили полевой госпиталь, разогнали местную варту, попытались занять вокзал. Австро-венгерскому коменданту фон Надю пришлось вызывать на помощь немецких союзников, которые обрушили на повстанцев даже авиацию. При подавлении восстания и последующих расстрелах погибли десятки людей, а на городскую управу австрийцы наложили еще и огромную контрибуцию, которую та так и не успела выплатить до вывода войск.

В этот повстанческий «движ» вновь влился Нестор Махно, вернувшийся из Москвы в родное Гуляйполе в июле и вскоре возглавивший крупное бандформирование. Первые крупные бои воинство начинающего «батьки» дало как раз против австрийских отрядов, а также примкнувших к ним частей Скоропадского и ополчения немецких колонистов. Как сообщает один из летописцев махновщины Александр Малахов, пленные австрияки порой просили атамана принять их в повстанческую армию, но тот им отказывал.

При австрийской оккупации начал свою карьеру и другой знаменитый атаман — Григорьев, действовавший тогда в Александрийском уезде Херсонской губернии. Одной из первых его боевых операций стал захват австро-венгерского эшелона с оружием и боеприпасами на станции Куцивка.

Из города уходят гусары

Между тем в 1918 году тыл австро-венгерской армии трещал по швам. По двуединой монархии катилась волна забастовок и мятежей в армии и на флоте, все чаще приобретавших «национальную» окраску. В Чехии, Польше, Венгрии, Хорватии все громче звучали голоса сторонников независимости.

Не минула эта волна и австрийские части в бывших российских губерниях. 20 августа взбунтовались войска, расквартированные в Могилеве-Подольском, в сентябре подняли мятеж части в Одессе. В обоих случаях солдаты протестовали против отправки на фронт в Италию и на Балканы, где войска Антанты перешли в наступление на австро-германские позиции.

В октябре армия империи осталась фактически без тыла — национальные провинции Австро-Венгрии, к границам которой приближался неприятель, объявляли о выходе из-под скипетра Габсбургов одна за другой. 7 октября 1918 года марионеточный польский «регентский совет» объявил о восстановлении независимости Польши, а 11 дней спустя во Львове собрался Украинский национальный совет, взявший курс на самостоятельность Галиции. 17 октября венгерский парламент разорвал унию с Австрией, 28 октября Чешский национальный комитет захватил власть в Праге, а через день в южно-славянских землях империи было провозглашено Государство сербов, хорватов и словенцев.

3 ноября Австро-Венгрия подписала перемирие с Антантой, а 12 ноября в Вене сложил с себя полномочия последний император уже исчезнувшей империи Карл I.

Императорским и королевским войскам больше нечего было делать на руинах соседней Российской империи, солдатские советы, бравшие верх над старым командованием, стояли за возвращение домой. В середине ноября австрийцы оставили Мариуполь, 26 ноября — Одессу, в начале декабря покинули Екатеринослав. К начавшемуся «калейдоскопу властей» армия сгинувшего государства была настроена нейтрально, ее интересовала только погрузка в эшелоны и беспрепятственный отъезд.

«В Екатеринослав петлюровцы вошли совершенно мирно… Австрийские войска были совершенно равнодушны», — вспоминал Г. Игренев.

Австро-венгерская и германская армии ушли с «построссийского пространства», когда отправившие их туда империи проиграли мировую войну. Теперь судьбу Украины и Крыма решали уже местные игроки — коммунисты, анархисты, белогвардейцы, националисты-петлюровцы и просто банды всех сортов и размеров. Территория, оставленная австрийцами, превращалась в одну из главных арен боевых действий Гражданской войны.

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.