Массовые убийства мирных граждан в ДНР и ЛНР: судебные перспективы

24 сентября 2014 17:49
Нана Набиева

Внимание! В статье представлены фотографии, содержащие сцены жестокости и смерти. Не рекомендуется к просмотру лицам с нестабильной или слабой психикой.

Украинские и добровольческие отряды обстреливают всё: детские сады, школы, парки, жилые районы. Вот, например, дед-инвалид сидел мирно перед домом, и ему голову снесло снарядом. Этот молодой человек вообще спал, когда осколок снаряда пробил ему печень. Здесь, в луганской школе, проходили занятия, когда начался обстрел. На этом пустом месте стояла целая семья. Ничего от нее не осталось. «Мы еще постарались, чтобы фотографии были более щадящими», — говорит Георгий Владимирович, заместитель руководителя Общественной палаты по работе с украинскими беженцами.

Данные кадры мы показывали на недавней сессии ООН в Женеве. Было примерно делегаций двадцать пять, и все пришли в ужас. Даже украинская делегация сидела с потухшими глазами, сообщает Федоров.

Фёдоров.

Также показывался видеоролик, где Симон Варданян, российский волонтер в скорой помощи, рассказывает, каким ужасным пыткам он подвергался до того, как его обменяли 12-го числа. Он попал в плен под Донецком, где его и других людей постоянно запугивали холостыми спусками курка и угрозами о лишении жизни, безбожно избивали и неоправданно жестоко обращались.

Мне сказали, что-либо убьют сразу, либо убьют мучительно. Мол, говори лучше сейчас, если хочешь быстро умереть. Три дня мы ничего не ели и не спали. Нас постоянно дубасили. В итоге, в Краматорске мне ребра сломали, а в Харьковском СБУ я получил сотрясение оттого, что не сказал пароль от своей почты. Все люди со мной в камере прошли через те же пытки или даже хуже

У одного человека, сидевшего с Симоном в СБУ, было на груди выжжено «СЕПАР». Все гноилось, но никто не собирался вызывать врача или просто продезинфицировать рану. Многие рассказывали, когда ехали и какой-нибудь человек не помещался в машину, его выводили и расстреливали. Других экскаваторным ковшом давили ради потехи. А люди, просидевшие в Киеве около двух месяцев, были запуганы настолько, что сразу становились «ласточкой», когда слышали шаги в коридоре.

Через два месяца нас увезли оттуда. Тщательно проверяли, прошли ли синяки, чтобы снимать было нечего по приезду. Заживших обменяли. Тех у кого шрамы, мне кажется, вообще менять не будут, заканчивает Симон.

Дмитрий Маркович Губин, адвокат из Харькова, рассказал нам, что за последние месяцы по политическим статьям в Харькове за решеткой оказалось людей больше, чем за все время с момента смерти Сталина и до 2014 года. Позавчера по обмену вышел известный ученый, кандидат географических наук, проректор Международного Славянского университета Алексей Николаевич Самойлов. «Посмотрите, как он выглядел после того, как с ним мило пообщался полковник СБУ с такой мягкой фамилией Пухнатый! — в негодовании говорит Дмитрий Маркович, — Я надеюсь, что этот изверг получит свое. Все-таки уголовное производство по поводу этого изуверства было открыто, а экспертиза и прокуратура отметили особое зверство полковника Пухнатого».

Часть жалоб подано, говорит Губин, однако по многим из них отказано, «потому что нет приложений», хотя все было предоставлено: фотографии, видео, заключения экспертизы и т. д. Также удалось подать 30 исков по беженцам: по уничтожению имущества, по вынужденному оставлению дома и т. д. Однако, их откладывают в дальние ящики и не собираются рассматривать серьезно.

Процедура обмена, которая сейчас активно происходит, к счастью, дает возможность многим нашим товарищам выйти на свободу. Однако, гарантий того, что эти люди смогут жить нормально, вернуться к тем же делам, которыми они занимались до того, как СБУ или другие правоохранительные органы стали работать с ними с пристрастием, нет никакой, заключает Губин.

Губин.

Число погибших за все время вооруженного конфликта на востоке Украины неизвестно. По данным ООН, их количество достигает всего 3500 человек. По мнению Федорова, эта цифра приуменьшена втрое. Помимо этого, и украинская армия скрывает свои потери. Убитых солдат она закапывает на месте и «даже крест не ставит на пригорке». Их телефоны раздаются товарищам, чтобы они периодически писали женам и матерям сообщения наподобие «Мама, со мной все в порядке» или «Не могу сейчас говорить. Военная операция проходит». Есть показания беженцев, которые рассказывают, что невозможно подойти к шахтам из-за ужасного смрада оттуда. Сколько там человек лежит и кто они, неизвестно.

Устименко.

Я хочу сказать, что находимся мы здесь, на территории России, не потому что здесь зарыт кусок счастья. Нет! А потому что в моей малой родине невозможно жить… Не будем вспоминать, как начинали бомбить в 8 часов вечера и в 11 заканчивали, не будем вспоминать подвалы, как земля трясется, как вывозили, эвакуировали, как мы переправлялись через границу с детьми, с вещами… Но я не понимаю, за что нас стреляют? Чья это воля? Мы не знаем. Но точно не Божья. За что убивают наших мужей, детей, женщин? Кто будет отвечать и к кому обращаться, куда ехать? Не знаю… говорит Устименко Ярославна Ивановна, жительница Славянска