Если видел Луганск в 2014-м, убивать становится просто: рассказ ополченца
- 13 мая 2019 16:41
- Анна Долгарева, Корреспондент «Ридуса»
Привезли меня к ним утром. Позиция называется «Игла» — посреди цветущих вишен и абрикосов, изрезанная-изрытая окопами. Два щеночка неуклюжих путаются в собственных лапах. Пчелы начинают гудеть. Домик такой славный, «садок вишневый коло хаты». Пулемет под навесом.
Роман, я так поняла, — командир этой позиции. Форма пиксельная, чистая, как положено. Нашивка «Богатырь» — это позывной. Лицо голливудское совершенно, положительный киногерой как есть: загорелое, прямой нос, волевой подбородок — ну правда, хоть сегодня на съемочную площадку; только видно, что не пойдет. Есть в нем местная какая-то шахтерская неторопливость, основательность, несуетность, отсекающая лишнее.
Впрочем, до войны он был совсем не шахтером. Роман работал в Луганске на предприятии по производству пластиковых окон — «не последним человеком».
— Все у меня было. Поверь, все, — сказал и скупо улыбнулся.
По нему, впрочем, было видно.
Как и многие, в ополчение он пошел после 2 мая в Одессе. Когда националисты сжигали людей в Доме профсоюзов, им удалось задушить сопротивление в Одессе, запугать радостный приморский город, — но, с другой стороны, очень многие люди в разных концах бывшего Союза внезапно решили, что им надо в донбасское ополчение. Так решил и Роман. Он записался в «Зарю» — батальон, который тогда возглавлял Игорь Плотницкий.
— Я работал в городе. Ловил диверсионно-разведывательные группы, — объяснил он.
Вспомнил один из выездов. От района авторынка идет глубокая балка (он показал руками). Оттуда по городу работал миномет. Выехали, арестовали минометчиков. Припомнил, что те были совсем мальчишки — лет до двадцати.
— После того Луганска, что я видел в 2014 году, убивать людей становится очень просто. Ни страха, ни жалости. Интересно, пожалуй, это да, — задумчиво сказал он.
Летом 2014 года Луганск был в блокаде. Несчастный этот город, ранее прибитый к земле бомбами, падавшими с украинских самолетов, оказался в кольце. Не было света, не хватало еды, не хватало — особенно — воды. И было очень много смертей.
— А впервые я увидел, как убиваю человека, во время Дебальцевской операции, — говорил Роман, раскуривая дешевую сигарету. — Очень плотный был огневой контакт. Мы штурмовали поселок Октябрьский, приступами. Они сидели там в укрытиях. Мы три раза поднимались на высоту. Когда поднимались в третий раз, нас было восемнадцать. Спустилось восемь. Тогда я и увидел, как падает человек, в которого я стреляю из автомата.
— Страшно было? — спросила я.
Он пожал плечами.
— Не помню. Испуг потом приходил. Воспоминания, они притупляются. Помню, что тогда же первое ранение было — контузия. В госпиталь не ложился. Обкололи лекарствами, и побежал я дальше.
Трещит рация, облетают абрикосовые лепестки. Война стала привычным делом, которое у него хорошо получается. Сначала тяжело было соблюдать приказ «не стрелять». Потом привык. Я так поняла — научился обходить иногда. Но мне такой вещи никто не скажет, конечно.
Еще я спросила:
— Не хочется на «гражданку»?
Роман пожал плечами.
— Бывает иногда. А приду домой — и хочется обратно. На войну.
- Телеграм
- Дзен
- Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.
Войти через социальные сети: