Донецкое высшее общевойсковое командное училище родилось летом — осенью 2015 года, в период активных боевых действий в Донбассе. С началом российской спецоперации состоялся ускоренный выпуск, третий по счету. Молодые лейтенанты отправились из-за парт прямо на фронт, среди них уже есть потери.

О том, как и чем живет «Донецкое воюющее училище», как называют его в ДНР, что движет преподавателями и курсантами, — в репортаже собкора «Ридуса».

Летнее утро в Донецке. Всю ночь шел дождь, но прохлады это не добавило — на дворе те же +35, только еще и мокро. В августе обстрелы стали менее интенсивны, и, кажется, город зажил почти будничной жизнью: ходит общественный транспорт, можно вызвать такси, работают магазины и даже некоторые кафе.

При этом ни один день не обходится без жертв среди гражданских, люди гибнут от «прилетов» и подрываются на противопехотных минах — «лепестках». А еще в городе почти нет воды, кроме той, что с неба. Воду в квартиры в центральных районах подают спорадически, на пару часов раз в несколько дней. В окраинные районы воду привозят, за нею выстраиваются очереди.

Донецкое высшее общевойсковое командное училище располагается не на окраине, но и не в центре. Утром в этом районе пустовато. У КПП училища меня встречает лейтенант Андрей Коробов-Латынцев — россиянин, подающий надежды философ. Четыре года назад Андрей оставил московскую академическую карьеру и переехал в Донецк. Позже он скажет, что доволен своим выбором и «ни в чем не обманулся».

Выписывают пропуск, мы идем мимо залитого дождем плаца, мимо памятника Александру Невскому и бэтээра на постаменте. Проходим на кафедру гуманитарных дисциплин.

В кабинете, кроме Андрея, находится его коллега — высокий спортивный мужчина средних лет, который представляется Владимиром Александровичем. Он преподает в училище военную историю. Над столом у Владимира Александровича — портрет первого главы ДНР Александра Захарченко и портрет Сталина. Военные усаживают меня в кресло, Владимир Александрович угощает чаем с лимоном.

Майор Стадник, историк: реальная война жестче

Майор Владимир Стадник, как и многие преподаватели ДонВОКУ, не кадровый военный. Историк по образованию, он много лет (26 лет педагогического стажа) преподавал в школах и колледжах, занимался археологией и поисковой деятельностью на местах боев периода ВОВ. Себя называет «человеком плоть от плоти земли Донбасса». Поэтому, когда в 2014 году здесь началась война, вопрос, идти или не идти в ополчение, для него не стоял. «Я должен был личным примером показать своим ученикам, что в тяжкую годину необходимо встать на защиту Отечества», — говорит собеседник «Ридуса».

«Ридус»: Кто-то из ваших учеников последовал вашему примеру?

Владимир Стадник: Я встретил массу своих выпускников, бывших учеников в ополчении. Мы встречались, беседовали, и они говорили мне: «А мы знали, что вы тоже пойдете, не останетесь в стороне». Было очень приятно это слышать. Даже и здесь, в училище, проходят службу четверо моих выпускников, в том числе одна девушка, в звании капитана. Мы пересеклись с ней в пятнадцатом году на позициях и с тех пор общаемся.

Владимир также ведет в училище военно-исторический кружок и не без гордости говорит: «Моих студентов, моих курсантов хорошо знают в Российской Федерации… Мы занимаемся научной деятельностью, ездим на конференции. Последняя конференция была в Судаке в мае, в ноябре едем на конференцию в Ставрополь».

«Ридус»: Вы сначала изучали историю по книгам, по источникам, а потом сами приняли участие в историческом процессе. Вы сделали какие-то открытия на собственном опыте, может, на какие-то события посмотрели по-новому?

Владимир Стадник: Война по книгам и война реальная отличаются, конечно. Война реальная жестче. Тем более что у нас тут идет война гражданская, а это самая страшная война, которая может случиться в истории народа. Это брат против брата. На своем опыте, на своей шкуре я узнал, что такое гражданская война. У нас в истории уже была война периода 1918–1920 годов, но одно дело — читать об этом, а другое дело — ощутить на себе. Трупы, морги, грязь, кровь. И еще множество факторов негативного характера, о которых в книгах обычно не пишут. Но это реальность, и не ошибается тот, кто ничего не делает. Так или иначе, я ни на секунду не пожалел о сделанном выборе.

«Ридус»: Если обращаться к историческим обоснованиям восстания Донбасса и референдумов в Донецке и Луганске мая 2014 года, а именно к Донецко-Криворожской республике, видите ли вы эту преемственность как историк и как участник событий?

Владимир Стадник: Разумеется, события мая четырнадцатого имеют тесную связь с теми процессами, что происходили в 1918—1919 годах не только в Донбассе, но и в других промышленных губерниях юга Украины, в том числе Екатеринославской и Харьковской. ДКСР тяготела к России, и это был прецедент.

«Ридус»: Как вы видите будущее Донбасса с точки зрения историка?

Владимир Стадник: Полная интеграция Донбасса в состав России.

«Ридус»: Сейчас идут разговоры о создании некоего макрорегиона из Ростовской, Донецкой и Луганской областей. Также нуждается в осмыслении и будущее освобожденных территорий Запорожской, Херсонской, Харьковской областей…

Владимир Стадник: Новороссийский федеральный округ — как вам? Кажется, звучит неплохо.

Собеседник улыбается. Затем снова становится серьезным.

Владимир Стадник: Конечно, тут нужно учитывать и региональные особенности, и проблему украинских идей, которые тридцать лет насаждались… Понятно, что работа будет непростая. Нужно сделать все, чтобы население региона почувствовало нужность ему России и свою ей нужность тоже.

«Ридус»: Что касается украинских идей: вот у вас у самого фамилия украинская…

Владимир Стадник: Дело не в фамилии, а в ощущении принадлежности к великой России. Украинцы, по сути, те же русские с некоторыми региональными особенностями. Но дело в том, что сейчас на Украине внедряется галичанский национализм, не украинский даже. К украинской же культуре, языку я отношусь положительно или нейтрально. По сути, это разновидность русской культуры, это культура юго-западной Руси. А вот галичанский национализм имеет корни в Австро-Венгерской империи или даже временах владычества Великого княжества Литовского. А наиболее активно создание искусственной западноукраинской нации шло накануне и в период Первой мировой войны.

«Ридус»: У вас над столом портрет Сталина, между тем некоторые историки считают, что именно включение при нем западноукраинских областей в состав УССР «инфицировало» остальную Украину западноукраинским национализмом.

Владимир Стадник: Мы не можем сейчас судить Сталина, который действовал в логике ситуации, отодвигал границу на запад… Правда в том, что так называемая «незалежная Украина» — это собрание очень разных по судьбе и культуре территорий. Собственно Украина — это Киевская и частично Полтавская область. Поэтому насаждение украинства по всем этим разнообразным территориям привело к тем трагическим последствиям, которые мы имеем сейчас.

«Ридус»: А как вы относитесь к тому, что в школах на освобожденных территориях продолжат изучать украинский язык? Некоторые уже русские националисты высказываются резко против подобной практики.

Владимир Стадник: Мы же не варвары, не мракобесы какие-то. У нас в центре Донецка стоит памятник Тарасу Шевченко. Скорее всего, украинский язык в школах будет изучаться по желанию родителей, и в этом ничего антирусского и антигосударственного я не вижу.

«Ридус»: Я заметила, что многие молодые ребята, которые заканчивали школу на независимой Украине, в результате насильственной украинизации не знают толком ни русского, ни украинского литературного языка и пишут с ошибками и на том, и на другом. Что вы скажете на это как преподаватель?

Владимир Стадник: Совершенно верно, я, как преподаватель, не раз это замечал. Потому что, когда ребенок общается в семье и на улице на русском, а учится на украинском, у него в голове образуется путаница и он в итоге не знает ни того языка, ни другого. Тем более когда ему приходится изучать на украинском языке, для него скорее иностранном, еще и предметы, сами по себе непростые для усвоения… Но, как я понимаю, теперь русский станет государственным, предметы будут изучаться на русском, а украинский язык и литература будут изучаться отдельно для общего культурного развития.

«Ридус»: Что, по-вашему, нужно дать людям на освобожденных территориях, чтобы они наиболее безболезненно приняли Россию?

Владимир Стадник: Первое — порядок. Второе — твердая и четкая власть, согласованная работа всех властных структур. И третье — повышение материального благосостояния. Эти элементы позволят без проблем интегрировать население в состав РФ.

«Ридус»: То есть вопросы идеологии и пропаганды вы считаете не столь важными?

Владимир Стадник: Уверенная в себе власть, которая дает понять, что пришла навсегда, — это сам по себе мощный идеологический рычаг. А пропаганда служит уже, скорее, укреплению и утверждению ситуации.

«Ридус»: После начала спецоперации вы или другие преподаватели принимали участие в боевых действиях?

Владимир Стадник: Разумеется, большинство преподавателей написали рапорты в действующую армию. Но начальством отправка на фронт в большинстве случаев не была санкционирована. Скажу честно: нас берегут.

«Ридус»: Известно, что этой весной в училище был ускоренный выпуск, и многие ребята, получив первые офицерские звания, отправились прямо на фронт.

Владимир Стадник: Да, пятый курс выпустили на полтора-два месяца раньше. Самые лучшие отзывы от командования о наших ребятах, в том числе и от российских офицеров.

«Ридус»: Что вы чувствуете как преподаватель, которому пришлось провожать своих учеников на фронт? Насколько мне известно, среди них уже есть потери.

Владимир Стадник: Я был на похоронах нескольких наших выпускников. 23–22 года ребятам. Страшное дело. Вы не представляете, какие это душевные муки — хоронить своих пацанов. Но никаких нареканий по поводу отказа, трусости… Свои обязанности командиров они выполнили до конца.

Еще некоторое время мы говорим с Владимиром Александровичем о скифах, сарматах и киммерийцах, курганы которых он изучал в молодости. «Потом прекратил, потому что понял… не дело это — копаться в чужих могилах».

При этом майор Стадник считает, что наследие Дикого поля влияет на характер жителей региона: «Кочевник великой степи — это кто такой? Это конный воин. Причем у сарматов воевали даже женщины. Думаю, то, что Донбасс встал за свою русскую идентичность, за своих исторических героев, как-то связано с этим фоном…»

Старший лейтенант Кабаненко: комбаты берут в руки автомат сплошь и рядом

Класс военной истории. На стенах карты сражений, портреты полководцев, в том числе Александр Невский на фоне знамени с изображением Спаса. Передо мной за партой старший лейтенант Владислав Кабаненко, выпускник училища 2020 года. Это первый выпуск, училище открыло свои двери осенью 2015-го.

Влад после окончания училища был оставлен в вузе и воспитывает курсантов. Недавно вернулся из боевой командировки.

«Ридус»: Почему вы приняли решение поступить в училище в военное, по сути, время?

Владислав Кабаненко: Я закончил школу в 2014 году и через месяц пошел в ополчение, в батальон «Восток». Побыл там, и старшие мне сказали: ты слишком молод, тебе еще надо жить. Затем ко мне приехал мой ротный командир и сказал: открывается училище, я хочу тебя видеть там, нам будут нужны грамотные офицеры.

«Ридус»: То есть вы уже осознавали, куда идете?

Владислав Кабаненко: Осознавал, да. Не сказать, что я был каким-то опытным, просто посмотрел уже, как это бывает, — война.

«Ридус»: Разница между опытом ополчения и армейской структурой чувствовалась?

Владислав Кабаненко: Конечно. Все прекрасно знают, что в ополчении были единицы грамотных офицеров. Здесь нами руководили уже в том числе кадровые офицеры. Мой первый здесь командир роты — майор Юрий Анатольевич Матвеев, золотой человек, очень многое нам дал… Он сам из РФ, но с четырнадцатого года защищал нашу республику.

«Ридус»: Как проходило ваше обучение?

Владислав Кабаненко: В нас вкладывалась республика по полной. Первый глава ДНР Александр Владимирович Захарченко, царствие небесное, лично за этим следил. Обеспечение было хорошее. Преподаватели опытные. Нам дали все знания, что нужны. Я очень признателен.

«Ридус»: Вы сами донецкий, военные корни есть?

Владислав Кабаненко: Да, я местный. У меня прадед воевал в ВОВ, деды были военными, отец служил в структуре МВД.

«Ридус»: Что изменилось в функционировании училища после начала СВО?

Владислав Кабаненко: Нас с курсантами отправляли на боевые дежурства. Но я, как кадровый офицер, желал защищать свое государство, а не только охранять его. И согласно рапорту я попал в командировку. На штурм Мариуполя не успел, попал под Авдеевку и выполнял поставленные боевые задачи с 4 мая по 15 июля.

«Ридус»: В чем разница вашего боевого опыта летом 2014-го и нынешним?

Владислав Кабаненко: Сейчас совершенно другая война. В четырнадцатом было много неразберихи. Сейчас действуют с умом, это касается всего — действий штурмовых групп, использования боевой техники.

«Ридус»: Но и противник, наверное, изменился?

Владислав Кабаненко: Да. Тогда ВСУ не представляли такой угрозы. Сейчас они натасканы, экипированы НАТО, у них иностранное оружие.

«Ридус»: Насколько хорошо, по вашему опыту, выпускники училища готовы к боевым действиям?

Владислав Кабаненко: Училище делает все для того, чтобы лейтенант выпустился грамотным офицером, мог принять бой и распоряжаться личным составом. Но многое зависит от самого человека. Тебя никто не научит, как не испугаться в решающий момент…

«Ридус»: Особенность Вооруженных сил ДНР еще и в том, что у вас разновозрастный состав. Обычная практика, когда молодой офицер командует бывшими ополченцами, годящимися ему в отцы. Как вы действуете в этой ситуации, как выстраиваете отношения?

Владислав Кабаненко: Все зависит от того, как ты себя поставишь. Это строится не одну неделю, на личных беседах. Но главное — как ты показываешь себя в ходе боевых действий. Одно дело — когда ты из-за горы командуешь по рации, другое дело — когда ты с ними рядом находишься. Но рядом — это не значит, что ты вместе с ними бежишь… У меня был преподаватель, который сказал одну вещь, и я крепко ее запомнил: если командир взял автомат и побежал в атаку, это либо плохой командир, либо это значит, что подразделению приходит конец. Хотя в данный момент личного состава не хватает и у нас зачастую непосредственно воюют все… и комбаты берут в руки автомат сплошь и рядом.

«Ридус»: Русский офицер в вашем представлении — что это за человек?

Владислав Кабаненко: Человек с характером, смелый и хладнокровный, потому что ситуации нештатные нередки. Он должен быть хорошим психологом, но при этом не должен быть человеком мягким.

Курсанты Паркин и Ровенский: добывать своими руками победу — великий труд

Курсанты Дмитрий и Кирилл приходят в сопровождении лейтенанта Коробова-Латынцева.

— Ничего, если я поприсутствую? — спрашивает Андрей.

— Ну, если вы не терроризируете курсантов и они не будут при вас зажиматься, — отшучиваюсь я.

Курсанты улыбаются. Андрей, если честно, не выглядит жестким преподавателем.

Дмитрий Паркин перешел на пятый курс. Он местный, с детства хотел быть военным и надеялся поступить в Севастопольское Нахимовское училище. Но исторические события сложились так, что Дима пошел в военное училище уже в воюющем Донецке. У юноши правильное четкое лицо, грамотная речь. Специализация — военно-политическая, будущий замполит. Я спрашиваю молодого человека, осознавал ли он, что выбирает судьбу офицера действующей армии и практически стопроцентно попадет на войну, и как к этому отнеслись его родители.

— Да, я вполне осознаю, и семья моя меня поддерживает.

Дима говорит, что в училище есть проблемы с материально-технической базой, поскольку сформировано оно недавно, но преподавательский состав «замечательный, нам есть на кого равняться».

Спрашиваю младшего по возрасту, третьекурсника Кирилла Ровенского, по виду — совсем мальчишку, не обижают ли их старшие курсанты. Быт военного училища отчасти знаком мне по учебе братьев.

— Когда мы только пришли, бывали недопонимания, — признается Кирилл. — Поначалу старшие подшучивали над нами, строили: например, почему тут не убрано… Со временем накапливается опыт и все идет своим чередом. Возникают товарищеские отношения, мы заходим к старшим попросить методичку, какого-то совета или даже элемент формы стрельнуть.

«Ридус»: А вы тоже донецкий?

Кирилл Ровенский: Нет, я приехал из Мариуполя.

«Ридус»: То есть тогда еще из Мариуполя под контролем Украины?

Кирилл Ровенский: Да. Я закончил девять классов, пошел в техникум, но там как-то не пошло. И я решил встать на защиту Родины. Переехал в Донецк с согласия семьи и пошел в кадетский корпус, школа № 4 под покровительством главы ДНР Захарченко, а затем поступил сюда.

«Ридус»: Не могу не задать вопрос: вы жили в Мариуполе под контролем Украины, почему в украинское военное училище не стали поступать?

Кирилл Ровенский: Ну мы же понимали, что происходит. Когда по улицам идет факельное шествие неонацистов… или, напротив, происходит мирный митинг горожан, тут приезжает БТР и начинает работать по толпе… И ты понимаешь, что не хочешь служить такой стране. Когда твои родители выходят на праздник 9 Мая, День Победы, и их разгоняют… никакого желания служить Украине нет, только желание исправить ситуацию.

«Ридус»: То есть вы не считали Украину своей страной?

Кирилл Ровенский: До Майдана люди были лояльны Украине. Но когда начали расстреливать демонстрации, запрещать русский язык, на котором все у нас говорят, — да, мы перестали ее такой считать…

«Ридус»: Какая у вас военная специализация?

Кирилл Ровенский: Пехота.

«Ридус»: Мотострелок?

Кирилл Ровенский: Так точно.

Спрашиваю у ребят, есть ли у них образцы для подражания среди земляков, прославившихся на этой войне.

Дмитрий Паркин: У меня, скорее, собирательный образ русского офицера, начиная от петровских времен и до наших дней, когда многие люди, изначально не военные, вынуждены были взять в руки оружие для защиты родной земли и не подвели своих сограждан…

Кирилл Ровенский: Для меня образцы — мои близкие, которые приезжают с передка, и наши преподаватели, среди которых есть люди, которые прошли не один военный конфликт. Их рассказы о том, как это происходило и происходит в реальности, показывают нам, как люди своими руками добывают победу, насколько это великий труд.

Лейтенант Коробов-Латынцев, философ: донецкие ребята — это молодежь будущего

С Андреем мы говорим у него в кабинете, который представляет собой небольшую выгородку у окна. За окном виден мокрый плац и аллея хвойных деревьев — типичный двор военного училища, в каком бы уголке России оно ни находилось. Андрей достает набор для чайной церемонии и начинает заваривать чай.

— Китайский, мне из дома присылают. Я же родом из Читы, у нас там рядом…

Мы беседовали с Коробовым-Латынцевым в прошлом году, и я уже знаю, что за это время в его карьере военного преподавателя произошли некоторые изменения.

Андрей Коробов-Латынцев: Когда в прошлом году мы общались, я еще непосредственно преподавал философию, сейчас я возглавляю научно-исследовательский отдел. Мои задачи связаны теперь с научной деятельностью училища, все, что касается проведения конференций, круглых столов или участия в конференциях… также научно-исследовательская работа в самом училище, публикация статей, взаимодействие с Минобразования и науки и другими учебными заведениями как здесь, так и в Российской Федерации. Это, конечно, не исключает ни дежурств, ни караулов, ни другой военной специфики. Также я занимаюсь общественной работой. Журналистов, например, привожу и таким образом нарушаю общественный порядок (посмеивается).

«Ридус»: Каково вам, человеку из научной среды, было оказаться в среде военной?

Андрей Коробов-Латынцев: Я действительно не служил в армии «в большой России», и бэкграунд у меня скорее академический. Но я все-таки философ, а в философии чтение книжек и написание статей — лишь одно из упражнений, как писал Пьер Адо (французский философ, переводчик и комментатор античных авторов, в понимании которого философия является образом жизни. — Прим. «Ридуса»). Философское упражнение может состоять в уходе в лес, путешествии автостопом, в любви, в воевании, занятии политикой — много в чем. И в Донецк я приехал с уверенностью в том, что какое-то дело здесь для меня как для философа найдется. Если говорить именно о службе здесь, то вписаться в этот контекст оказалось достаточно легко. Конечно, философия вроде бы предполагает гораздо большие вольности, отсутствие уставов, единственные ее уставы — это свобода и честность. Тем не менее оказалось, что в военной среде я чувствую себя достаточно органично. Понятно, что с началом спецоперации мне, скорее, хотелось бы оказаться в тех подразделениях, что ведут наступление, воюют непосредственно. Как и практически все мои сослуживцы, я написал рапорт с просьбой прикомандировать меня к одному из подразделений, что сейчас ведут наступление. Но мое командование посчитало, что сейчас я нужнее здесь. Так или иначе, сейчас я ощущаю себя на своем месте и отношусь к своему воинскому званию со всей ответственностью.

«Ридус»: Как складывались ваши отношения с сослуживцами — кто-то из них кадровый военный, кто-то уже воевал, кто-то и то, и другое?

Андрей Коробов-Латынцев: Конечно, первое время на меня здесь смотрели немножко как на чудака. Философ из большой России — нет чтобы сидеть в Москве, получать доцента, московскую зарплату, а он приехал в Донецк, да еще в военное училище… Конечно, многие воспринимали это как идеализм. Но затем я нашел во многих сослуживцах товарищей и даже настоящих друзей. Достаточно было просто, что называется, «сверить часы» и понять, что они у нас идут по одному времени. Кроме того, я всех этих людей донецких люблю, хотя понятно, что люди здесь очень разные.

«Ридус»: Бывали у вас ситуации, когда вы встречали на курсе юношу с явными способностями именно к философии? При этом понятно, что человек этот уже определенно выбрал военную стезю.

Андрей Коробов-Латынцев: Бывали, конечно. У нас здесь вообще много крайне способных курсантов. И кто-то из них действительно проявляет склонность именно к философии. Но дело в том, что философия не предполагает четко установленных маршрутов. Как, например, если у человека способности к медицине, то ему надо идти в медицинский вуз и становиться врачом. А пути философии неисповедимы. Сам я заканчивал филологический факультет, у меня уже аспирантура была по философии. И наоборот, то, что человек закончит философский факультет, совершенно не означает, что он станет философом.

А мои курсанты, проявляющие склонность к философии, я точно знаю, что они тем или иным образом будут ею заниматься: или читать философские книги, или поступят в аспирантуру после окончания училища, или просто в жизни будут философствовать, писать книги, станут новыми Юнгерами, побывав на войне… Главное, что огонь философии, философский логос в них уже загорелся, как он дальше будет проявляться — это уже вторично.

«Ридус»: У вас был опыт преподавания в «большой России», теперь здесь. Донецкая молодежь отличается от, так скажем, континентальной?

Андрей Коробов-Латынцев: Конечно! У них есть опыт столкновения с этим жутким нацистским образованием «государство Украина», поэтому они хорошо понимают, насколько русским нужно ценить свое государство, потому что без этого государства русских приходят убивать. Они столкнулись с таким градусом неправды, что их собственная русская правда оказалась верифицирована. Что касается «большой России»… в молодежи все болезни общества проявляются более радикально. У меня там были студенты-навальнисты, которые писали на меня доносы, когда я еще только ездил в Донецк. А донецкие ребята выглядят более здоровыми, они взрослее. Это молодежь будущего. Вообще, Донбасс эти восемь лет живет в том пространстве будущего, где большая Россия только сейчас оказалась.

«Ридус»: Тяжело отпускать выпускников, вчерашних курсантов, на фронт?

Андрей Коробов-Латынцев: Тяжело. Они ж мальчишки вчерашние… Я сам в Донецке стал отцом, сыну три года, и когда смотрю на этих ребят, то понимаю, что они тоже чьи-то сыновья, чьи-то мальчики. Я с содроганием жду выпуск ребят, которые «мои», которых я веду с первого курса, я их могу сейчас выстроить, каждого назвать поименно и охарактеризовать.

Время от времени у Андрея звонит телефон, и это не личные звонки. Звонят люди с вопросами о порядке поступления в училище — Коробов-Латынцев занимается еще и этим направлением. Я спрашиваю, с чем он связывает такой интерес к военному образованию в воюющем Донецке. В конце концов, мне еще памятна первая война нашего поколения, чеченская, куда большинство родителей своих сыновей старались всеми силами не пустить.

Андрей Коробов-Латынцев: Думаю, люди уже понимают, что будущая элита будет формироваться в недрах армии. И, должен заметить, нам звонят и люди из большой России. Конечно, нам помогли с освещением приемной кампании известные блогеры — Владлен Татарский, Семен Пегов, но так или иначе интерес есть.

«Ридус»: Какова география поступающих?

Андрей Коробов-Латынцев: Широкая — звонят люди из Питера, из Москвы, из Брянской области. Посмотрим, кто в итоге будет поступать.

«Ридус»: С началом боевых действий атмосфера и жизнь в училище изменилась?

Андрей Коробов-Латынцев: Самое начало СВО я в училище не застал, у нас были свои военные задачи, я был на посту. Когда я получил эту информацию, то выстроил своих бойцов и объявил, что, так сказать, империя возвращается к своим рубежам… Мои ребята ликовали. Это была непосредственная детская радость от того, что наконец происходит что-то правильное, что наконец замаячило будущее в своем широком русском горизонте.

Полковник Худолей, замначальника ДонВОКУ по учебной и научной работе: трудно удержать курсантов, чтобы не убежали на войну

Невысокий, крепкий, с обширной лысиной и не то чтобы жестким, но каким-то прицельным взглядом, полковник Олег Геннадиевич Худолей сначала расспрашивает меня о журналистской работе и профессиональном статусе. О себе же говорит довольно скупо: на весну четырнадцатого года был старшим научным сотрудником в Институте Академии наук Украины, заканчивал докторскую диссертацию, область научных интересов — горное дело, научно-педагогический стаж — 32 года. «Автомат я поставил в пирамиду много лет назад, после срочной службы, поцеловал его и сказал: я тебя в этой жизни в руки больше никогда не возьму!.. Но в четырнадцатом пришлось все-таки взять автомат. Пошел в ополчение, поначалу рядовым. А как же? Когда начинают гибнуть женщины, дети, старики, долг мужчины — встать на их защиту, на защиту своей улицы, своего города».

Худолей воевал под Донецком, в том числе в Донецком аэропорту, в Шахтерске, на южном направлении, после формирования 1-го армейского корпуса в ноябре 2014-го перешел туда на «новое направление деятельности».

«Ридус»: Как вы оказались в этом кабинете?

Олег Худолей: Когда в 2015-м начали формировать училище, появилась мысль, что мой опыт в научном и образовательном процессе может здесь пригодиться. Моя задача была в то время такова: первый набор — и 1 октября (тогда учебный год немного сдвинулся) курсанты должны зайти в аудитории. А их нет. В аудиторию должен зайти преподаватель — а преподавателей не было. И преподаватель должен начать образовательную деятельность — то, о чем на тот момент никто тут понятия не имел. И тогда за очень короткий период времени пришлось все это свести в единую точку, с тем чтобы начать-таки образовательный процесс. И он начался.

«Ридус»: Какова специфика организации военного училища? Как я понимаю, здесь до 1995 года уже существовало Высшее военно-политическое училище, то есть традиции какие-то были, не на пустом месте?

Олег Худолей: Тезис «не на пустом месте» неверный. Именно что на пустом месте. После того как Военно-политическое училище в Донецке было ликвидировано, на его месте находились воинские части МВД Украины, и от того периода нам достались только стены, и то стены без штукатурки, без окон… Когда их, так скажем, попросили отсюда уйти или отсюда выбили, тут не осталось практически ничего. Затем здесь находился «Оплот» (ополченское подразделение под руководством А. В. Захарченко. — Прим. «Ридуса»), потом части 5-й бригады, так или иначе, когда начало формироваться училище, у нас были стены и плац, всё. В части организации учебного процесса, методического процесса, жизни училища — все было с нуля. Первую штатную структуру рисовали на полу, на обрывках бумаги… Из тех людей, которые стали преподавателями, педагогический опыт имели один-два человека. Поэтому работа велась параллельно: обучить преподавателей, и затем уже они обучают курсантов. Поначалу были и вопросы со стороны Минобразования, и непонимание, но на сегодняшний день все более-менее выстроилось.

Я спрашиваю, не была ли ликвидация Донецкого военно-политического училища при Украине вопросом принципиальным, ведь странно, что такой обширный, индустриально развитый, урбанизированный регион, как Донбасс, остался без своего военного училища. Олег Геннадиевич отвечает, что не владеет информацией о причинах такого решения, «а гадать я не стану». На вопрос о главных трудностях первого периода рассказывает, что поначалу курсанты вынуждены были заниматься в здании Военного лицея, что расположен через дорогу, потому что на октябрь 2015 года помещения училища были не готовы. «Все началось с ремонта, с добывания денег и стройматериалов, и все это в период активных боевых действий». Что касается нормативно-правовой и учебно-методической базы, «то ее просто не было».

Олег Худолей: Мы собирали по друзьям методические пособия, указания, конспекты лекций буквально… Привозили старые учебные планы по подготовке, вообще за что ни возьмись — везде проблемы. Только за счет энтузиазма и понимания необходимости выполнения задачи мы справились.

В училище Олег Геннадиевич начинал с должности старшего преподавателя кафедры вооружения и стрельбы, затем — старший офицер учебного отдела, начальник научно-исследовательского отдела, теперь вот замначальника училища по учебной и научной работе.

«Ридус»: По каким специализациям идет подготовка в училище?

Олег Худолей: Если говорить по-простому, то помимо пехоты, танкистов и разведки поначалу было еще направление «военная психология», куда принимали и девушек. Но тут мы столкнулись с той самой проблемой нехватки методических материалов. В Донецком университете есть кафедра «Психология служебной деятельности», я туда ездил, общался с профессорами, с заведующим, и мы выяснили, что не сможем в полном объеме потянуть столь специфичное направление. Поэтому нам пришлось перепрофилировать его на «морально-психологическое обеспечение боевой и повседневной деятельности войск», по-простому это замполиты.

«Ридус»: Нет мысли когда-нибудь вернуться к подготовке военных психологов?

Олег Худолей: Мы ведь бюджетное учреждение, которое выполняет госзаказ. Нам говорят: нужны те, те и эти в войсках — мы готовим. Нужны ли были военные психологи? Конечно! Они и сейчас нужны. Но мы прекрасно понимаем, что если общевойсковые специальности отчасти перекрывают друг друга, даже замполит — это тот же строевой офицер, то военная психология — область очень специфичная, и непонятно, где мы найдем преподавателей. К тому же в университете есть кафедра по схожему профилю, и они на сегодняшний день, наверное, закрывают потребность в специалистах.

«Ридус»: В мирное время молодые люди идут в военное училище по самым разным причинам, например сделать карьеру… часто не вполне осознавая, что выбирают профессию, которая предполагает в случае необходимости не только защищать свою страну с оружием в руках, но и отдать за нее жизнь. Ваши абитуриенты, в большинстве местные ребята, выросшие в воюющей республике, наверное, понимают свой выбор более реально?

Олег Худолей: Конечно же нет. Да, у нас есть немаленькая часть курсантов, которые пришли после ополчения, и это, конечно, совершенно особая категория… А если поставить в ряд всех, то и мотивы, и уровень осознанности разный. Кто-то понимает, что такое военная служба, у кого-то в семье были военные, но, опять же, армия мирного времени отличается от воюющей. Говорить о том, что ребята прожили восемь лет под обстрелами в воюющей стране и поэтому лучше понимают, на что идут, наверное, можно. Но лишь отчасти. Во время опроса на аттестационной комиссии мы, конечно, слышим от них правильные слова: «Мы хотим Родину защищать». Но пока это всего лишь слова. До первого полевого выхода, встречи с оружием, первого выстрела… Тут наша уже задача — постепенно их приготовить. На сегодняшний день, с какими бы трудностями мы ни сталкивались, мы эту задачу выполняем. Это я не ради красного словца говорю, а потому, что знаю отзывы о наших выпускниках, которые сейчас воюют, от старших командиров. И это отзывы положительные. И они в цене, хоть это и слово некрасивое. Но, к сожалению, на сегодняшний день у нас немало уже погибших, в том числе среди лейтенантов досрочного выпуска этого года. Погибают героически. Поэтому те сопляки, которые маршируют сейчас на плацу… без слез на них смотреть невозможно.

Семья полковника Худолея также носит форму — служат и дочка, и зять, и жена, которая до войны работала инженером-конструктором первой категории, затем ведущим экономистом на заводе, в четырнадцатом совмещала работу с уходом за ранеными в госпитале.

«Ридус»: Кто-нибудь гражданский в семье есть вообще?

Олег Худолей: Внучка, ей шесть лет.

«Ридус»: Что изменилось в училище с началом СВО?

Олег Худолей: На столе у начальника училища появилась стопка рапортов с просьбой отправить в действующую армию. Почти все курсанты написали, также преподаватели и офицеры других служб. Естественно, по курсантам мы сразу определились… но очень трудно было удержать их, чтобы они не убежали на войну. Проводили собрание, объясняли им, что нужно сначала доучиться. Был указ главы ДНР о досрочном выпуске нашего пятого курса, их выпустили, четвертый тоже пытался убежать… Часть преподавателей ушли, сейчас возвращаются потихоньку, есть и раненые, тоже показали себя достойно.

«Ридус»: Как решается, кого из преподавателей отпускать в действующую?

Олег Худолей: Решение принимает командир. Обычно это происходит в тех случаях, если видно, что человек просто перегорает здесь.

«Ридус»: Вы говорили, что часть ваших курсантов — это люди с боевым опытом. Чем отличаются эти люди от остальных ребят и чем отличается ваш к ним подход?

Олег Худолей: Эти молодые люди совсем другими глазами смотрят на все — и на преподавателей, и на вооружение, и на устав. Они знают, чего хотят, знают, зачем они сюда пришли, что они на себя приняли. В «Кодексе русского офицера» в преамбуле есть слова о том, что, надевая на себя офицерскую форму, человек становится жертвенником. В любой момент, в любую секунду ты встаешь и отдаешь свою жизнь. Если бы эти слова звучали у нас с самого начала… понимаю, что это могло бы и отбить у кого-то охоту. Но если это понимание к человеку не приходит, то этот человек не офицер.

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.