+16
Сохранить Сохранено 7
×

Тюремные университеты: как обрести покой за решеткой


Тюремные университеты: как обрести покой за решеткой

© Михаил Салтыков/коллаж/Ridus.ru

Я чувствую покой внутри себя всё чаще и могу хранить его всё дольше. Не знаю, что этому способствует: правильные книги или утренние медитации, прожитые годы или отсиженные. Я почти ни о чём не переживаю, просто живу и улыбаюсь. Бывает, что и пару недель, и дольше я чувствую беспрерывное душевное успокоение.

Понимание тщетности беспокойства пришло ко мне лет пять назад. Однако чужое знание не скоро становится собственным опытом. Вполне естественно, что и к чужим советам о бессмысленности волнений я относился с крайним скепсисом. И правда, как же не волноваться о жене с ребенком, не беспокоиться о родителях, не переживать о развитом с таким трудом бизнесе? 

В начале своего тюремного срока я нынешнее внутреннее спокойствие принял бы за равнодушие.

Вывалившись из мира за его цивилизованные пределы, я поначалу решил, что без меня мир не справится, что теперь всё пойдет не так, как надо. Но прошли годы, и я вижу, что если что-то и рухнуло, так только мой собственный, когда-то отстроенный мирок. А все мои переживания оказались нервной дрожью непомерно раздутого Эго.

Если представить себя кочаном капусты, то последний год я только и делаю, что слой за слоем обдираю листья, пытаясь добраться до самой кочерыжки. Пробираясь внутрь через жухлые, с гнилью и плесенью слои предубеждений и комплексов, я отрываю их от себя и уже на свету под солнцем пристально их разглядываю, опознаю и, нередко с брезгливостью отшвыриваю прочь.

До сердцевины еще далеко, тем более что вырванные недостатки то и дело норовят вернуться. Этому способствует вынужденное общение со множеством зеков, гипнотически яркие клипы по Муз-ТВ, печаль фотоальбомов и, конечно же, ночные свидания с уже родным суккубом.

Рутина есть даже здесь. Она отвлекает от осознанности, обволакивает дымкой старых заблуждений и возвращает меня в прошлое, где я жил одним лишь умом. Появляется беспокойство, но теперь оно служит мне и маяком. Стоит только начать переживать из-за чего-либо, будь то мысль об исчезнувшей из моей жизни дочери или «выбитая» на шмоне вольная футболка, как я тут же ловлю себя на беспокойстве, вспоминаю прошедший путь тренировок «спокойного Я», наблюдаю своё волнение как бы стороны и… успокаиваюсь.

Исправительная колония
Исправительная колония© ИТАР-ТАСС/ Станислав Красильников

С каждым днём достижение покоя даётся мне всё легче. Те происшествия, что ещё вчера выбивали меня их хорошего настроения, сегодня уже совершенно не задевают. Что изменилось? Что я сделал для того, чтобы в этой, мягко говоря, непростой обстановке умудриться сократить своё беспокойство до минимума?

Я размышляю над тем, как перечислить усвоенное и понимаю, что в прошедшем времени эти действия упоминать нельзя. Процесс самокопания и контроль осознанности непрекращаем. Нет возможности расставить приоритеты и воссоздать очерёдность тех капустных листьев, от которых я так старательно избавляюсь. Потому я просто опишу то, что делаю ежедневно для поддержания обретённого покоя.

Начну с привязанности.

Обычное желание обладать кем-либо или чем-либо, сводит заключенных с ума. Одни кидаются в тюрьмах на стены, узнав об ушедшей от них жене, другие весь срок унижаются, «стреляя» сигареты, третьи идут на сделку с совестью, цепляясь за комфорт бывшей вольной жизни.

Приливы беспокойства случаются от косого взгляда, брошенного на только что купленную сгущёнку, от завистливого вздоха после примерки новой футболки — такого редкого здесь «запрета», и особенно часто от воспоминаний о возлюбленной, неизвестно где и с кем сейчас счастливой.

Если жизнь — это череда приобретений и потерь, то лагерная жизнь — это череда потерь и потерь. Реакция ещё неопытных арестантов на первый беспредельный «отжим» понятна и естественна: «Да как вы смеете?» Это если перевести с жаргона на очень вежливый язык. Рефлекс на уровне хватательного, и оттого кажется единственно верным.

Я не аскет и не мормон, чтобы подвергать сомнению необходимость иметь свой дом, землю, спутниковую антенну и право не делать то, что я делать не хочу. Но что я знаю точно, так это то, что отбывать срок в лагере и, при этом, не избавиться от большинства приобретенных на воле рефлексов — мучительно тяжко и, потому глупо. Долго сидевшие впитали эту мудрость: «в лагере из личного только очко, очки и тапочки».

Если уж дорога приведет кого-то в подобный колхоз, то почему бы и не использовать его в качестве полигона для тренировок непривязаности? Чем я здесь и занимаюсь.

В моменты беспокойства прежде всего необходима осознанность, то есть концентрация внимания на проживаемом моменте. Важно уловить эмоцию жадности, зависти или ревности в самом начале её зарождения.

Исправительная колония
Исправительная колония© Дмитрий Ефремов/ТАСС

Поначалу об осознанности вспоминаешь только после бурной реакции, но если не прекращать тренировку внимательности к собственным чувствам, то с каждым разом сознание будет выхватывать момент всё ближе и ближе ко времени зарождения неприятного чувства.

Наступает день, когда гнев, ревность или жадность можно засечь в самом начале их появления. Если сравнить эмоцию с буйством невоспитанной собаки в тесной комнате нашего разума, то раньше о наличии этого пса можно было судить только по разбитой посуде, то есть по последствиям. Человек понимает то, что он нервничает, только когда уже клинит сердце.

Через некоторое время появляется способность видеть саму собаку. То есть мы можем сказать: «Я в гневе» в самый его разгар. Зафиксировать чувство в сознании. И вот тут появляется искушение дать собаке пинка и выгнать её. Подавить гнев, явить на лице улыбку, выпустить пар из ушей и безмерно возгордиться умением оставаться внешне спокойным. Это ошибка.

Бороться с эмоцией — это война с самим собой. Рано или поздно кто-нибудь победит, но этот кто-то и проиграет. Любое подавление себя — насилие, и оно не избавляет от проблем, а загоняет их глубоко внутрь. В результате холод снаружи, но жар в сердце и от такого перепада температур здоровья не прибавляется, а внутреннее спокойствие покрывается трещинами. И потому тренировки осознанности должны продолжаться. Собаку нужно научиться видеть в тот момент, когда она только скребётся в двери нашего сознания.

Поймав эмоцию при её зарождении, не надо её глушить. За ней надо внимательно наблюдать, переживать её с глубокой на ней концентрации. Удивительно, при таком подходе с негативными эмоциями происходит метаморфоза. Вместо гнева я могу почувствовать радость, а вместо ревности — благодарность.

На практике это выглядит так. Когда я только замечаю в себе лёгкую судорогу жадности, только намек на неё — я тут же угощаю от души и с удовольствием наслаждаюсь этим. Жадности как ни бывало!

Если я замечаю чей-то вожделенный взгляд на своей вещи, то вспоминаю, как мог жить без неё и… оставляю вещь себе. Или без малейшей жалости отдаю вещь тому, кто в ней нуждается больше меня. Что бы ни было — реакция на чувство должна быть осознанной и контролируемой.

Исправительная колония
Исправительная колония© Дмитрий Ефремов/ТАСС

То же и с ревностью. Листая фотоальбом и распаляя воображение дурными фантазиями, я замечаю рождение нехорошего чувства и замедляю дыхание. В короткой медитации я делюсь своим здоровьем и счастьем не только с объектом ревности, но и с тем, кто сейчас может быть рядом с любимой. Я отдаю свою энергию предполагаемому сопернику. И приступ ревности зачастую исчезает, не успев родиться.

Но если я уже знаю, что неприятные эмоции возникают из-за чрезмерной привязанности, то стоит ли изначально так рьяно чем-то владеть и подвергать себя мукам собственничества? И я угощаю, дарю и делюсь, напоминая себе, что всё, чем я владею, у меня лишь временно. А потому и вовсе не моё.

Бывает, я забываюсь. Снова начинаю копить, ревновать и скупердяйничать. Окружающие меня попрошайки этому только способствуют. Но я же на испытательном полигоне! И потому мои тренировки беспрерывны. Благодаря им я вижу, что с каждым месяцем моя тяга к владению вещами всё слабее, а привязанностей всё меньше.

Сохранится ли моё умение на воле? Всё-таки тюрьма лучше иных монастырей способствует развитию независимости от вещей. Возможно там, «за шлюзами», материальное «внешнее» поглотит духовное «внутреннее». Но я постараюсь как можно дольше сохранить с таким трудом развитые здесь качества. И то, что я сейчас пишу, мне тоже должно помочь.

Ещё один капустный лист, мешающий мне счастливо жить — это чувство собственной значимости.

О да, я лучший! Я единственный в своей неповторимости. Я талантлив, умён, уважаем и… И это всё то, от чего я так старательно избавляюсь. В начале пути я совершил распространенную среди борцов с гордыней ошибку — я принялся за самобичевание.

Врожденное тщеславие я ковырял иголкой унижения, стараясь доказать себе, что я не лучший — лучшие в Газпроме, что я не единственный — нас тут зеков тысячи, а свой писательский талант, если он и был, я давно спустил по трубам лени и разгильдяйства.

Такие издевательства над самим собой продолжались до тех пор, пока я не понял, что они ни к чему, кроме как к хандре не приводят. И опущенные руки мне приходилось поднимать тройным усилием воли.

После разнообразнейших психологических трюков и экспериментов с сознанием я плюнул на все советы и смирился с собой. Я себя принял. Оказалось, что это лучшее из здесь возможного.

Я знаю свои недостатки, в том числе подцепленные в тюрьме. И я над ним работаю. У меня есть хорошие качества. И я их оценил и совершенствую. Но я перестал бороться с самим собой, в том числе и для того, чтобы не проиграть.

Перестать сравнивать. Перестать судить. Перестать считать себя центром. Перестать верить в свою исключительность.

Исправительная колония
Исправительная колония© Дмитрий Ефремов/ТАСС

Продолжать развиваться. Продолжать общаться. Продолжать чувствовать себя частью целого. Продолжать верить в значимость того, что происходит со мной прямо сейчас.

Я стараюсь ежедневно выполнять несложное упражнение. Оно помогает мне снизить чувство собственного величия. Я ложусь на спину, закрываю глаза и расслабляюсь. Дышу ровно и глубоко. Я наблюдаю за своими мыслями. Они, как всегда, отрывисты и хаотичны. Если следить за ними как будто со стороны, то постепенно они исчезают. Я в безмыслии. Я представляю, что меня не существует.

Я слышу звуки, я чувствую пол, я ощущаю мир — он продолжает быть, но уже без меня. Я представляю, что меня нет даже в памяти людей. Мир есть, но в нём нет меня. Постепенно исчезает и мое «Я».

Ощущение необычное, поначалу даже немного страшное, будто я умер. Поддерживать его долго непросто, да и не нужно. В этой практике важна регулярность. Хотя бы минута, но каждый день. Со временем приходит осознание, что мир с лёгкостью может обойтись без каждого из нас. Так появляется чувство, что я часть мира, но не его центр.

Благодаря медитации, я осознал и то, что все мы — равные части Вселенной. С этим исчезло беспокойство о том, что кто-то в чём-то лучше меня, то есть исчезла зависть. Палец не может быть лучше или хуже уха. Это просто другая часть тела. Так я смог перестать сравнивать себя с другими людьми. Они не лучше и не хуже меня — они другие. Я читал и не раз слышал об этом, но понять и принять это знание сумел лишь сейчас.

Очередной капустный лист — это та часть Эго, что прячется в тревогах о завтрашнем дне. И сковырнуть его, что удивительно, мне тоже помогла тюрьма.

Жизнь в тесном общежитии среди кучи неуравновешенных людей, да ещё по тем правилам, что нередко противоречат и воспитанию, и здравому смыслу рождает уйму проблем из ниоткуда. Из чьей-то скуки, провокаций и интриг. Основная «движуха» в тюрьмах и лагерях — это постоянные решения вылезших из пустоты задач. И чем профессиональнее «решала», тем сильнее он ценится в преступном мире.

После нескольких лет общения с такими «решалами», надуманность большинства уголовных проблем стала мне настолько очевидна, что я поневоле и об обычных жизненных трудностях стал думать, как о чьей-то игре. Спустя ещё годы я начал догадываться о том, чья же это игра.

Собственный ум — вот фабрика по производству почти всех наших проблем. Заподозрив свою голову в качестве источника большинства тревог, я решил начать учиться не беспокоиться о том, что ещё не наступило. Тем более, что подобные советы я слышал десятки раз еще на воле, но, как и любой чужой совет, воспринимал их не серьезнее рекламных слоганов.

В плане волнений и беспокойств жизнь в лагере двояка. С одной стороны, здесь весь день расписан наперёд, и зек только и делает, что всячески старается откосить от навязанного ему мероприятия. За исключением, конечно же, похода в столовую.

Такая надолго вперёд спланированная жизнь сама по себе предполагает возможность расслабиться и плыть по течению. У зека нет столь привычных вольному человеку забот — накормят, оденут и укажут как жить.

С другой стороны, в жизни самцов среди самцов неприятные происшествия случаются по нескольку раз на день. Кругом злые зеки — конфликты, столкновения, недоразумения. Планы администрации о судьбе конкретного осуждённого — это вообще неизвестная переменная, что может не только изменить привычный ход жизни, но и саму жизнь вывернуть наизнанку. Сегодня у тебя планы на длительное свидание с родственниками и тревога о скором условно- досрочном освобождении, а уже завтра ты едешь в ШИЗО до конца срока или по этапу на раскрутку по новому уголовному делу.

Вроде бы у человека тихая жизнь, но при этом он полон тревог, страхов и волнительных ожиданий перед неизвестностью завтрашнего дня.

И снова лагерь представляется мне полигоном для тренировок и психологических экспериментов.

Поначалу все попытки не думать о дне грядущем попахивали безалаберностью и недальновидностью. Привыкнув волноваться обо всём на свете ещё со времен школьных домашних заданий, каждый из нас старается избежать будущие неприятности с помощью планирования. Рациональная жизнь учит предугадывать и предотвращать, вкладывать свою энергию в решение тех задач, что мы, большей частью, сами перед собой и ставим. И наш ум, эдакий Демиург, с возрастом ухищряется создавать всё более и более запутанные и трудноразрешимые ситуации.

Исправительная колония
Исправительная колония© Дмитрий Ефремов/ТАСС

Преодолевая запреты, распутывая гордиевы узлы и избавляя нас от всевозможных апокалипсисов, ум только укрепляет веру в себя. Непременно раздутое Эго заставляет поверить в то, что завтрашний день можно расписать поминутно. Нот в тех случаях, когда что-то идёт не по плану, хитрый ум находит тысячу оправданий. Если же случаются совпадения, ум тут же записывает их в свой актив.

Однако, это иллюзия. Жизнь не шахматы, в ней этюдов в миллиарды раз больше. Попытка их предусмотреть есть великий самообман.

Нынче я стараюсь не вестись на «разводки» ума. Именно тюрьма с её ежедневными приключениями дала мне возможность понять, что решать проблемы необходимо действительно по мере их поступления. А годы наблюдений за окружающей фауной, позволили мне увидеть, что большинство проблем люди выдумывают сами. На воле я был настолько поглощён их решением, что о природе их появления и не задумывался.

Теперь же, прежде чем ввязаться в распутывание какой-либо ситуации, я сначала представляю её обыкновенной театральной постановкой и наблюдаю за ней будто зритель с галёрки. И чаще всего моя проблема перестает ею быть. Она становиться либо чьей-то, либо исчезает вовсе.

Если же учиться жить в мгновении, без фантазий о «завтра» и с благодарностью за всё, что приходит «сегодня», то случается невероятное: то, что ещё вчера было бы задачей, уже сегодня приходит ко мне сразу ответом. Калитки передо мною кем-то раскрыты, орехи заботливо расщёлканы, и жизнь дарит мне время на развитие и творчество, а не на борьбу с мыльными пузырями.

Я учусь наслаждаться непредсказуемостью жизни вместо того, чтобы пытаться разложить её на составляющие. А привычка к ощущению «здесь и сейчас» избавила меня от кучи псевдопроблем. И как-то неожиданно для себя я перестал беспокоиться о завтрашнем дне.

Так я обрёл покой.


  • Телеграм
  • Дзен
  • Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.

Нам важно ваше мнение!

+16

 

   

Комментарии (0)