За каждым приемом звукорежиссуры и продакшна, за каждым звуковым эффектом, за каждым призвуком на той или иной записи тянется длинный социокультурный шлейф.

Например, что мы имеем в виду, когда говорим о «жирном перегрузе», или что мы хотим сказать, когда понижаем битность и разрядность сигнала, дабы сделать отсылочку к приставочному звуку?

Все подобные штуки трактуются нами в том числе эмоционально, мы привязываем их к тем или иным ментальным состояниям.

Вот, например, типичное описание саунда восьмидесятых годов: «утопающий в пространстве лирический вокал с взрывным раскатистым малым барабаном вызывают чувства таинственности и пустоты, романтики и мечтания, одиночества, отрешенности или светлой печали».

То, как мы трактуем звуки, — не какое-то заданное положение вещей, а результат некоего негласного соглашения между музыкантом и слушателем, вроде «а давайте мы будем считать, что реверберация на вокале в пост-панке звучит мрачно».

Один и тот же эффект в разном контексте может означать разное. В ямайском дабе изначально реверберация и слэпбэк-дилей использовались для передачи «хороших вибраций». Через несколько лет те же самые приемы, напрямую позаимствованные из даба, стали использоваться в рамках дистопичного и болезненного пост-панка — и уже воспринимались как «мрачные» и «безнадежные».

К чем я все это тут развожу?

Поговорим об эффекте развернутой задом наперед пленки.

Как мне кажется, реверс (backward) — эмоционально один из наиболее «заряженных» эффектов. Если записать, например, гитарную ноту и запустить ее задом наперед, мы получим «вплывающий» звук с плавной атакой и узнаваемым «вжуууух» в конце. Лично у меня это вызывает эдакое щемящее ностальгическое чувство.

Если задуматься, это даже логично: мы разворачиваем сигнал задом наперед, путешествуем во времени в прошлое — конечно, это ностальгический акт. Я воспринимал его так уже тогда, когда впервые услышал и понял, как это сделано. Как ни странно, этим моим опытом был альбом Летова «Сто лет одиночества», где реверс — вообще главный элемент саунд-дизайна. А уж как и почему я впитал в себя эту трактовку реверса — это нужно копать куда дальше.

Возможность проигрывать записи задом наперед появилась вместе с появлением звукозаписи: это можно делать хоть на фонографических цилиндрах, хоть на виниловых дисках.

Но в практике звукозаписи техника backward стала применяться только в пятидесятые — и в основном академическими композиторами (например, можно послушать Poème électronique Вареза). Они много экспериментировали с кассетными деками, ускорением-замедлением пленки, монтажом, наложениями — ну и с реверсом тоже.

Впрочем, заметным элементом поп-культуры реверс стал только к шестидесятым.

Первый радиохит с бэквард-техникой — вероятно, Car Trouble от группы The Eligibles (1959 год). А вот, например, гаражные австралийцы Missing links и их композиция H’tuom Tuhs, 1965 год.

Обычно распространение реверса связывают с психоделической культурой, и, конечно, в первую очередь с ее наркотически-утопическим аспектом. Реверс тут находится примерно в одном ряду с кислотными цветами и психоделическими шрифтами. Утверждение, что психоделическая музыка писалась под психоделиками — конечно, в большей степени миф, чем правда.

Тем не менее она может пытаться имитировать впечатления от психоделиков, и реверс-эффект тут — неплохое подспорье. Ну да, конечно, весь трип с помощью реверса имитировать не получится (хотя эффект разговора задом наперед, который иногда возникает в трипе — запросто, да и коннотации путешествия во времени присутствуют), но звучит все это достаточно странно и экзотично, немного похоже на ситар — так чего еще надо? Ух, а если развернуть сам ситар?

У реверса есть еще один призрачный аспект: это чуть ли не единственный прием саунд-дизайна, который лег в основу глобальных теорий заговора. Вы когда-нибудь слышали байку «если развернуть песню Hotel California (ну, или подставьте любую другую песню), то можно услышать восхваление Сатаны»? Думали о том, что откуда-то из глубин записи на вас подспудно могут действовать какие-то силы, которых вы даже не видите и не распознаете?

А если вспомнить традиционное народное представление о дьяволе и его «перевернутом мире», где все наоборот — даже застегивается он не на ту сторону? Еще не стало страшно? В принципе, музыканты время от времени действительно передавали через развернутую запись какие-то имеющие смысл сообщения. Ну, как матерный куплет Фрэнка Заппы, не одобренный цензурой лейбла (смешно, но слово fucking все равно запикали, даже в развернутом виде). Или — хронологически и географически чуть более близкий нам пример — Найк Борзов со своей «Лошадкой», где для радиоэфиров было перевернуто слово «кокаин».

В США дела о скрытых посланиях, влияющих на подсознание, дошли до слушаний в Конгрессе и реальных судебных процессов в конце восьмидесятых (например, в суд подали на Judas Priest). Звучит довольно дико, но все это — часть хорошо описанной в литературе моральной паники, захлестнувшей страну в связи с подозрениями о сатанинском заговоре, который якобы пропитал все американское общество. Примерно как эпопея с чипированием сейчас.

Суды, впрочем, не пошли на поводу у истерии и не отобрали у нас реверс-эффект.

Ну, а напоследок послушаем то, с чего любовь к реверсу началась у меня. Это тот грустный и ностальгичный backward 1992 года, каким он, по-моему, и должен быть. Психоделия мертва, страна мертва, всё мертво — и только призрачные отголоски тоскливо движутся задом наперед куда-то в рай. И еще один трек — с последнего альбома Ghostpoet. Здесь реверс на перкуссионной партии призван работать примерно так же: на нагнетание грусти.

Источник

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.