+10
Сохранить Сохранено 7
×

Люся: тюремная история лошадиной дозы


Люся: тюремная история лошадиной дозы

© Игорь Ставцев/Коллаж/Ridus

Только-только прибывший в наш лагерь этапник из Москвы как правило волнуется перед неизвестным и тут же удивляется от уже познанного. И если боязнь исчезает быстро — как никак лагерь не беспредельный, под братвой — то брезгливое недоумение ещё долго преследует новеньких первоходов.

И правда, очень сложно после отремонтированных столичных изоляторов с горячей водой не поражаться уличным туалетам с опасно сгнившими полами и чавкающими крысами, заплесневевшей бане с дырявыми от ржавчины тазами и умывальникам в бараке, где в бурой воде можно было обнаружить не только водоросль, но и длинного, тонкого как волос паразита.

Обвыкшись с деревенской обстановкой и уже не шарахаясь от особенностей лагерного быта, зек дожидался свою первую посылку от близких и, при её получении, натыкался на загадочный окрик:

— Ждите лошадь!

— При чём тут лошадь и моя посылка? — волновался новичок, не догадываясь, что за МКАДом гужевой транспорт всё ещё в почёте.

Через пару часов ожидания в потной очереди зеков к крыльцу прицокивала понурая кобылка с выпученными мутными глазами.

Люська приехала! — кричал кто-то, и толчея одинаково худых людей, наступая друг на друга и оттирая медлительных в конец очереди, стремилась поскорее разгрузить телегу с синими коробками.

Настоящее имя лошади было Люси с ударением на последний слог. Конечно же лагерную клячу никто так величаво не звал.

Шкура Люси, цвета свежей ржавчины, словно старый палас в советской хрущёвки была местами затёрта и побита молью. Лошадь была впряжена в зелёную телегу — ещё один раритет для столичных сидельцев. На ней ежедневно возили не только посылки, но и стройматериалы, и готовую продукцию в промзоне, и даже хлеб в столовую лагеря.

При виде хвоста Люси, веником гуляющего по румяным буханкам, зеки уже не удивлялись странным находкам в хлебной пайке.

Каторжане любили лошадь и кликали её по-простецки — Люся. Частенько её подкармливали сахаром и белой булкой, а её конюха угощали сигаретами. Неразлучную пару уважали за их труд, считали, что они «шевелят груза на порядочных арестантов», и редкий зек мог равнодушно пройти мимо застрявшей в весенней грязи телеги.

Вместе с конюхом зеки тужились до хруста, тянули-толкали донельзя гружённую телегу и, вытянув повозку, хлопали вечно уставшую Люси и довольно закуривали.

В один из таких перекуров мимо грязных зеков проходил инспектор в новенькой, под НАТОвский образец форме. Как часто бывает у приматов, он решил продемонстрировать свою власть, свой отличительный от общей массы цвет униформы. Инспектор бросил что-то грубое в адрес конюху, дескать хватит бездельничать.

 — Своей дорогой идите, гражданин начальник, — тщательно выговаривая каждое слово, ответил Петр Ильич.

Маховик агрессии раскрутился мгновенно. Молодой сотрудник, ещё не ведающий о тонком чувстве компромисса, прыгнул к зекам через борозду грязи, растолкал их плечами и схватил конюха за руку:

— Что ты мне сказал, за#упа?!

Кольцо людей тут же сомкнулось.

Запахло «кипишем», тем словом, при крике которого каждый зек бежал на призыв о помощи.

— Кипиш! — раздавались тут и там вопли.

Все что есть сил толкались и громко возмущались «ментовским беспределом».

Сотрудник, хоть раз побывавший в полном бараке разъярённых зеков уже не рисковал без нужды хамить и, тем более, открыто хватать или бить арестантов.

Значительно позже, когда о кипише в жилзоне забывалось, самые агрессивные зеки выдёргивались в штаб и там «подлетали и разбивались», но это уже потом, как последствие, как священные страдания каторжан за «дело общего характера».

Но в этот раз о кипише и подумать не успели. Люси, словно верный цепной пёс, извернулась и большими жёлтыми, будто прочифирёнными зубами цапнула инспектора за плечо. Тот в миг остыл, увидел вокруг себя угрюмых зеков и с руганью поспешил уйти по хлюпающей земле.

С тех пор Люси считали заступницей порядочных арестантов, с Петром Ильичом — пусть он был и из козлятника — не чурались здороваться за руку, а инспектора звали не иначе, как «укушенный».

Поговаривали, что кусает Люси только плохих людей. Плохих, естественно, по лагерным понятиям, где среди «хороших» могли попасться и насильники с убийцами.

Бывало, некоторые зеки шли в штаб на суд по условно-досрочному освобождению. Встречая по-пути Люси, они старались угостить её заранее припасенными гостинцами. И тот, к кому довольная лошадь тянулась за угощением, проходил УДО со стопроцентной вероятностью. В это верили настолько, что зеки заблаговременно договаривались с конюхом, и Пётр Ильич, якобы по-делу, выводил сигарет Люси в жилзону.

В промзоне Люси обретала полноценную свободу. На большом пространстве практически неработающей промки Люси паслась среди развалин бывших цехов на обильных травах, задорно гонялась за пугливыми телятами и, бывало, нагло перегораживала путь идущим мимо работягам, пока те в качестве пропуска не задабривали игривую лошадь каким-нибудь лакомством.

Частенько зеки наблюдали из окон швейного цеха за небесной колесницей с эдаким усохшим Аполлоном. Стоя на телеге, он мчался на широко расставленных ногах, а Люси, словно скаковая призёрша на пенсии, бешено несла своего возницу.

Продолжение следует…

Читайте больше тюремных историй у меня в фейсбуке


  • Телеграм
  • Дзен
  • Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.

Нам важно ваше мнение!

+10

 

   

Комментарии (0)