+5
Сохранить Сохранено 7
×

Тюремные университеты: мой праздник Ивана Купалы за решеткой


Тюремные университеты: мой праздник Ивана Купалы за решеткой

Когда-то давным давно и на воле мы с друзьями уезжали под Малоярославец на лесную поляну отмечать самый длинный день в году. Несколько сотен парней встречали с подругами Купальскую ночь, водили огромный хоровод вокруг костра, прыгали сквозь стену огня, тешились в молодецких игрищах, гнали к речке огненное колесо и до утра славили Родных Богов. Особо счастливые всю ночь искали цветок папоротника и продолжали свой Род.

В Лефортовском заточении я был на два года отрезан от лесных полян, однако это не мешало мне пусть и символически, но жечь в камере огонь, возносить Богам требы и обливаться ледяной водой.

Сейчас же я в «черном» лагере, а это почти свобода. Почему бы мне не запалить костерок и на Костромской земле?

Начал с куклы. В швейном цехе промзоны мой товарищ, не раз выручавший меня с новой робой, сшил мне набитый обрезками ткани манекен из белой ткани. Ни много ни мало — в человеческий рост.

— И как же мы его пронесем мимо вахты? — удивился я, ожидая увидеть куклу максимум в полметра.

— Оденем, и сам дойдет, — успокоил мастер.

В воскресенье днем, когда штаб опустел от начальников и дежурные на постах сосредоточились на обеде, весельчаки из «швейки» пошли через весь лагерь. Куклу они держали за руки.

Ярило, пока еще безликий, был облачен в робу, на голове красовалась зэковская кепка — «феска», и мужики явно ловили кайф от зрелищного шествия.

Они без проблем, на русское авось минули все посты, пряча куклу в небольшой толпе.

«Вуду! Вуду пипл! — раздавались крики. — Экстремисту друга сшили!», «Лучше бы ему подругу связали!», «Он же зэк, не западло и друга!»

Я, не дожидаясь, пока остроумие зэков зашкалит, отобрал у них куклу, поблагодарил за участие и спрятал Ярило в каптерке.

Планы тихо подготовиться к празднику провалились в самом начале. Уже вечером, когда я поблагодарил мастера чаем с пряниками, он достал сверток. Я развернул бумагу и скрыть восхищение даже не пытался.

Длинный красный пояс, вышитый белыми узорами солярных символов с пушистыми кистями на концах, — даже для воли он был шикарен. Я повязал пояс и почувствовал себя проповедником старых добрых традиций.

Начинать рассказывать о них я был готов хоть сейчас, но все же стоило подготовить и сам праздник.

До солнцестояния оставалась еще неделя, и я спешил. Тем более что слухи о предстоящем языческом ритуале разошлись по лагерю вмиг.

Знакомый татуировщик с удовольствием взялся изобразить лицо юноши, идущего на самосожжение. Понятное дело, он тут же напросился на праздник. Ребят с «лесопилки» я уговорил пронести тайком пару мешков сухой стружки для розжига священных костров. Еще они пообещали сделать небольшое деревянное колесо.

Узнав о священных кострах, число гостей увеличилось на бригаду работников пилорамы.

Дело уперлось в дрова. Тащить их с промки втайне от администрации было нереально. Я все еще наивно полагал, что о моих приготовлениях в штабе ничего не знают. Выручил наш «смотрящий» за отрядом — азербайджанец Салман.

В бараке планировали менять сгнившие полы, и месяца два назад в лагерь завезли несколько кубов половой доски. Они были заботливо укрыты от дождя пленкой и ждали своего часа. Когда в зоне вырубали свет, мужики нет-нет да и таскали дровишки для чифира.

Узнав о моих трудностях, Салман сам предложил взять столько дров, сколько мне нужно. До сих пор не знаю, почему он мне помогал. До сих пор гадаю, почему каждый раз он здоровался со мной: «Зик хай, Экстро!»

Оставалось подобрать место для костра. Наш двухэтажный беленый барак опадал кусками усталого кирпича и медленно погружался, словно тонул, в костромскую болотистую землю. Трещины, одна другой толще, черными морщинами исчертили фасад. Барак чинили, латали и гримировали, выжимая из полуживого старика пользу до его последнего вздоха. Думаю, в конце концов барак возьмет свою жертву, прихватив на тот свет пару сонных неудачников. Однако пока он трещал, хрустел, но держался.

Торцом к нему стоял его брат-близнец. Между бараками тянулась ввысь металлическая стена с хищным венцом «колючки». Возле нее, скрывшись от случайных инспекторов, я и задумал устроить временное Капище.

За день до торжества я в полштыка выкопал большой круг для главного костра. От него тянулся трехметровый прямоугольник для костров поменьше. Заточку мне искать не пришлось, в руках был настоящий топор, которым я и наколол дров да нащепил лучин.

Мужики с «промки» пронесли несколько пакетов с белоснежной стружкой для розжига. Я заранее приготовил требы: жменю риса, гречки, пшена и мед. 

Кстати, мед! По кругу должна ходить братина явно не с чифиром! Пришлось все бросить и идти к знакомому любителю браги. За незрячий и чуть скошенный глаз его прозвали Снайпером. Договорились, что к вечеру он приготовит несколько литров медовухи. С него напиток, с меня мед и пригласительный на праздник. 

Утром, в день солнцестояния, меня вызвали в штаб. Я шел с тревогой. Не хватало мне снова «угреться» в изолятор, да еще и накануне торжества. Но я все еще успокаивал себя, вдруг меня «шуманули» совсем по другому поводу. 

Стоило зайти в кабинет к высокопоставленному сотруднику, как стало ясно — все всё знают. 

Система оповещения в лагере работала на пять с плюсом. Вопрос последовал прямой: 

— Ты когда собираешься костры жечь, Мухачёв? 

Мозг лихорадочно перебирал варианты ответов. Скрывать бесполезно, врать неохота, правда же не очень удобна. 

— Когда вас не будет на смене, гражданин начальник, — сказал я. 

— Смотри, лагерь не спали, — кивнули мне. 

В барак я возвращался медленно, хоть душа и ликовала. Акулы зоны всегда срисовывают зэков, идущих из штаба. Весел он или бледен, несет ли что-то под мышкой, а может, новая вещичка мелькнет под робой, — каждая мелочь дает повод к размышлениям и интригам. Бывалый зэк, как игрок в покер, все эмоции держит под контролем. 

Все складывалось один к одному, будто кураторы небес наконец-то обо мне вспомнили. 

Уже проскочив дежурный пост, я вернулся и спросил у инспектора: 

— Вы сегодня на сутках, гражданин начальник? 

— А что? — с подозрением спросил тот, кому я еще неделю назад предусмотрительно подарил футболку «Я русский». 

— Праздник у меня сегодня, — честно сказал я. — Думал вечером тортик вам подогнать. А пока вы чаевничаете, мы костерок небольшой зажжем. И почти сразу потушим. 

— Будку мою не сожгите, — махнул рукой дежурный чуть ли не от сердца к солнцу. 

Получив уже второе добро за час, я со спокойной душой вернулся в барак. На моей койке сидел Ярило. Художник придал безликой кукле человечность, слегка отойдя, правда, от канонического изображения древнего русича. 

Большие томные глаза с черными зрачками в обрамлении длинных ресниц, издалека заметный нос, счастливая улыбка до ушей — вылитый продавец московских арбузов. 

Проще будет сжечь, подумал я. Возникла заминка с национальной праздничной одеждой для молодого Бога, идущего на огненное перерождение. Я, с долей жалости — но тем дороже жертва, — нарядил Ярило в небесный Everlast. 

К позднему вечеру зэки обычно разбредались по баракам, готовились ко сну или к ночному веселью. Но сегодня перед нашим бараком я увидел толпу. Одни гуляли туда-сюда, другие кучковались, третьи что-то обсуждали возле моего Капища. 

Вдвоем с соседом мы принялись таскать горючий материал для костра. В центр круга я вбил длинный шест для куклы, и вокруг него мы сложили шалашом главный костер. Еще три поменьше мы устроили в прямоугольнике на равном удалении друг от друга. 

Самый маленький, но священный костер для жертв я сложил чуть в стороне. Народ с любопытством смотрел на наши приготовления, но помочь мне никто не вызывался. 

Пока я возился с кострами, в «локалку» зашел «положенец» лагеря с блатной свитой. Его появление здесь было равноценно приезду мэра города на корпоратив. Молодой русский парень — по виду и не скажешь, что он решает судьбы людей в колонии, — подошел ко мне, поздоровался и спросил, когда я начну празднование. 

Остроносые, до блеска начищенные туфли, черные брюки и черная же рубаха — все вольное и качественное. В руках он держал фотоаппарат — немыслимый для зоны «запрет». 

— Думал в полночь начать, — ответил я, — но, судя по количеству и качеству публики, начну сейчас. 

— Отлично, — улыбнулся он. — Есть в чем нужда? 

— Потребуется тишина, — сказал я. — Это всё. 

Он кивнул и вернулся к братве, что собралась у входа в барак. Половина из них была в солнцезащитных очках и все — в белых носках, неизменном атрибуте блатного арестанта. 

Я пошел за куклой, колесом и граблями.

Продолжение следует.

Читайте больше рассказов о моей тюремной жизни в блоге на proza.ru


  • Телеграм
  • Дзен
  • Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.

Нам важно ваше мнение!

+5

 

   

Комментарии (0)