+17
Сохранить Сохранено 7
×

Как я раскачивал мускулы за решеткой


Как я раскачивал мускулы за решеткой

© Игорь Ставцев/Коллаж/Ridus

У Малыша была мечта. До почетного титула «Мистер бицепс ИК-2» ему не хватало злосчастного сантиметра.

За полгода до моего приезда в колонию и знакомства с Малышом из лагеря освободился дядька с полуметровым охватом правой «банки», и номинально Малыш уже был чемпионом. Но он хотел, мечтал, стремился получить звание самой большой бицухи за всю историю лагеря.

Малыш методично «рвал» железо в спортзале, сметал кашу в столовой, не брезгуя пайками тех, кто отказывался от еды, штудировал журналы с качками и экспериментировал с программами занятий.

В результате у него росли ляжки, медленно, но зловеще увеличивался и без того немалый объем груди, шея практически исчезла и бритый наголо череп плавно перетекал в плечи. Бицепс же замер на 49 см и муки Малыша игнорировал. В его снах он даже сдувался до неприлично малых размеров.

Отдыхал Малыш на втором ярусе в соседнем от меня «проходняке». Каждый раз, когда он забирался наверх, хлипкая конструкция скрипела и стонала, а я с любопытством наблюдал за выражением лица соседа снизу. Я бы там спать поостерегся.

Мой частый гость, Малыш, книги не любил, сигареты презирал, от алкоголя не пьянел, но подчистую съедал пряники с печеньем и продавливал мне кровать так, что приходилось снова и снова натягивать пружины.

Однажды я заявил ему:

— Я знаю, как тебе стать «Мистером супербицепс».

Малыш снисходительно улыбнулся. И правда, куда уж мне с телосложением Буратино давать советы профессиональному бодибилдеру.

— Почему бы тебе не воспользоваться стероидами? — спросил я. — Тебе ведь нужен всего сантиметр. Или затяни себе спортпитание.

Малыш сморщил нос.

— Я тянул. И протеин, и креатин, и эль-карнитин, и…

Далее Малыш перечислил десяток ничего не значащих для меня названий: для набора массы, сжигания жира, ускорения метаболизма.

— И ты все это ел? — покачал я головой.

— Не все, но многое, — подтвердил Малыш. — Моя матушка — директор на мясокомбинате, присылает все, что прошу, от колбасы до протеина. Но стероиды она загнать не сможет.

— Почему? Дорого?

— Дело не в цене, есть и дешевые препараты. Она шлет посылки из Молдовы, а через границу стероиды так просто не пускают. Огромная куча заморочек, — вздохнул он.

Я протянул ему лист бумаги и карандаш.

— Напиши, что тебе нужно. В пределах разумного. Я постараюсь помочь.

Малыш замер и не без подозрений посмотрел на меня. Мозг зэка всегда и во всем ищет подвох, так уж устроен зэк, если у него есть мозг.

— А что взамен? — наконец догадался спросить он.

— Что за коммерция? — деланно возмутился я. — Ничего не надо, совсем ничего. Но если я достану, то в качестве благодарности ты мог бы взять надо мной шефство.

— Что взять? — не понял Малыш.

— Я тоже хочу заниматься в спортзале. Мне нужен конкретный результат за определенный срок. Будешь моим тренером? — спросил я.

— Согласен! — Малыш сжал мне руку своей лопатой.

— Но без стероидов! — добавил я, прежде чем Малыш углубился в глянцевый журнал с голыми мужиками в стрингах.

Я сел за письмо друзьям в Москву. Спустя час Малыш вернулся с небольшим перечнем, отдал его мне и поинтересовался:

— А что именно ты хочешь получить от занятий?

Думал я недолго, сказал первое, что пришло на ум:

— Ровно через полгода я должен подтягиваться на турнике тридцать раз.

— А сколько ты подтягиваешься сейчас? — спросил он.

Я пожал плечами. На воле я ходил в спортзал, но два года тюрем и этапов не пошли мне на пользу.

— Идем! — махнул головой Малыш.

— Прямо сейчас? — удивился я.

— Ты же взял список, — резонно заметил Малыш. — Время пошло.

У торца барака местными умельцами был сооружен спортивный уголок: турник, брусья, наполовину вкопанные в землю покрышки от грузовика.

Кто-то отжимался, прыгал на скакалке, тягал каменные блоки вместо гирь. Иногда у меня складывалось впечатление, что я попал не в исправительную колонию, а в Олимпийскую деревню с лицензией на игровую деятельность. Немало севших наркоманов здесь ударялись в спорт и, освободившись, меняли героин на протеин. То есть лагерь все-таки был исправительным!

Мы подошли к турнику. Я вытер вспотевшие ладони, повис червяком и чудом вытянул шесть раз.

— Есть шанс? — спросил я, отдышавшись.

Руки с непривычки горели, и я уже втайне надеялся, что Малыш не станет со мной связываться.

— Конечно! — воскликнул мой тренер. — Здесь восемь из десяти и до турника не допрыгнут, а у тебя есть задатки. Главное — желание, а результат будет. Вечером разработаю спецпрограмму, и завтра в спортзал. Ищи кеды, шорты и литровую бутыль для воды.

Я обреченно вздохнул и поплелся в барак бездельничать в свой последний ленивый день.

Утром Малыш стащил с меня одеяло за пять минут до подъема.

— Ты охренел?! — шепотом заорал я.

— Зарядка в программе до завтрака, — невозмутимо ответил Малыш и за ноги стащил меня с койки вместе с подушкой, одеялом, матрасом — всем тем, за что я цеплялся, все еще не веря в перемены к лучшему. Я прикусил язык, лишь бы не обматерить его вслух.

За завтраком я вяло ковырялся в миске с сырой кашей и в конце концов отодвинул ее в сторону. Малыш сидел напротив и приступал уже ко второй порции. Он вернул мою миску назад.

— Ты должен есть! Каша — это медленные углеводы. Хочешь быть сильным, рельефным, мощным и подтягиваться, как монстр, — ешь все, что дают. Старайся жевать тщательно, но есть быстро. Через сорок минут после физических нагрузок в организме образуется «углеводное окно». А кормят здесь как раз ими. Так что жуй кашу, а то…

Малыш сжал кулак, который оказался чуть меньше моей головы, и для закрепления материала слегка ткнул меня в скулу.

Возразить мне было нечем. За недостающий сантиметр его бицепса он бы запихал в меня завтрак силой, и мы оба это знали.

После завтрака Малыш развернул на столе большой лист бумаги с подробным планом занятий. Шесть месяцев, три раза в неделю по два часа в день. Я еще рассматривал незнакомые словосочетания: «французский жим» или «становная тяга», когда Малыш нарочито хрипло произнес:

— Теперь твой девиз: «No pain — no gain!» или «Нет роста без боли». А название нашей программы — «Кровавый пот».

Я впервые посмотрел на Малыша серьезно.

— Напомни, ты за что сидишь? — спросил я.

— Забил друга в котлету, — улыбнулся он.

— Насмерть?

— Еще бы! — расправил плечи Малыш

— За что?

Малыш помолчал, вспоминая то ли настоящую причину, то ли ее судебную версию.

— Разочаровался я в нем, — буркнул Малыш.

Спортзал в лагере был такой же, как и сам лагерь: грязный, убогий, но романтичный.

Стараниями энтузиастов помещение в сто «квадратов» заполнили железяками, шестеренками, какими-то запчастями от трактора. Все это называлось «спортинвентарь ИК-2: гантели и штанги различных весов». На полке хрипел магнитофон. С рекламного плаката мужик без шеи предлагал какое-то средство от геморроя.

Десятка полтора накачанных зэков то и дело подходили к тусклой зеркальной пленке на стене, вертелись возле нее и угрюмо рассматривали свои рельефные тела. В зеркале они выглядели чуть шире.

За тренерское дело Малыш взялся энергично, не забыв измерить мои параметры. Таблицу будущих достижений он озаглавил: «Я сдох, но сделал!»

«Не маньяк ли?» — думал я.

На первом же занятии я познал сакральную суть слова «позор». Среди посетителей я выделялся особой худобой и сутулостью, жался к стенке и без труда читал мысли окружающих: «Вот обсос!»

Однако они не знали, что я здесь надолго.

Со второго занятия Малыш тащил меня в столовую на себе, а на третье, четвертое и вплоть до двадцатого он гнал меня в зал пинками. Отмазаться не помогли бы ни паралич, ни кома, ни смерть.

Постепенно я втянулся. А вскоре уже получал удовольствие от маленьких, но тяжких побед. Оросив турник, как клинок, своей кровью из лопнувших мозолей, я понял смысл названия нашей программы.

Чуть позже Малыш показал мне статью в журнале, где огромный негр отзывался о турнике как об «адской машине». Я полностью был с ним согласен.

Через полтора месяца я уже тягал разминочные веса Малыша, еще через месяц я впервые посмотрел в зеркальную пленку. Еще через месяц я подтягивался пятнадцать раз с полупудовой железкой на поясе. Ветераны спортзала жали мне при встрече мозолистую руку и обсуждали мою программу.

Я прибавил десять кило мышечной массы, где каждый грамм был выстрадан. На новичков я поглядывал с надменностью, одергивая себя воспоминаниями о собственной недавней ничтожности.

Однажды из медсанчасти позвонили. Счастливый, Малыш умчался на уколы. Все, что он заказал, ему прокололи за месяц, и бицепс наконец-то сдвинулся с мертвой точки. Он рос гораздо медленнее сисек и задницы Малыша, но рос.

Как-то ко мне подошел грузин Заза из братвы.

— Будь аккуратен со своим тренером, — бросил он.

— Ему дали задание придавить меня штангой? — пошутил я.

Заза прищурил глаза, грузин был без настроения. Быть серьезным в общении с блатными у меня получалось плохо. Мне все время казалось, что они играют во что-то такое, правила чего знают только они. Мою шутку Заза оставил без внимания.

— Малыш слишком часто бегал в штаб, да еще в «одинокого», — с легким акцентом сказал он. — А в лагере «постанова» одному там не сверкать, об этом на всех «сходняках» мужикам доводят. Да и что ему там делать?

Голос у Зазы был равнодушно-ровный, ноль эмоций. Но я знал: под маской — клыки.

— Мы дернули его к себе, — продолжал Заза, — плеснули кипяточком, и эта куча дерьма поплыла. Заплакал, баба лысая, и рассказал нам, что стучал операм звонче дятла. И знаешь, на кого, Экстро?

Я молчал и хотел уйти. Но стоял и слушал бывалого «бродягу», контрразведчика от братвы.

— Он был «кумовкой» конкретно по тебе, — помедлив, сказал Заза. — А сливал тебя за колбасу. Мы-то думали, откуда он «варенку» тащит, она же под запретом. Оказалось, у него «зеленка» из штаба на жрачку за горячие новости о твоей жизни.

— Это он сам рассказал? — не верил я.

— Сам и при всей братве, — подтвердил Заза.

— Но зачем?!

— От кишкоблудства до жопотраха один сантиметр, Экстро, — процедил старую истину Заза и брезгливо сплюнул.

Я смотрел на его плевок и видел, как в пузырьках слюны зарождались и умирали вселенные. Все было как всегда — скучно и обыденно.

— И что теперь с ним будет? — спросил я.

— Что бывает с сукой? — сделал удивленный вид Заза, блеснув белками. — Определим, получит свое, и выкинем в «козлятник». Пускай живет среди своих.

Заза помолчал, раздумывая, и добавил:

— Недельку-другую он еще поживет при людях, посливает «дезу» операм. Но это строго между нами, Экстро!

Грузин ушел, не прощаясь.

На следующее утро Малыш, вопреки обычному, ко мне не подошел. Я заглянул к нему в «проходняк».

— У нас изменения, Малыш, — сказал я.

Он напрягся, но промолчал. Обе его руки от запястья до локтей были забинтованы.

— Программу надо сократить до двух недель.

Малыш удивленно посмотрел на меня и спросил:

— Сколько в прошлый раз?

— Двадцать шесть.

Он встал, достал из-под койки спортивную сумку и кивнул:

— Сделаем!


  • Телеграм
  • Дзен
  • Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.

Нам важно ваше мнение!

+17

 

   

Комментарии (0)