Апрель 2014 года: Крым отошел к России, Донбасс охвачен пророссийским восстанием. В Славянске обороняется отряд Стрелкова, в Донецке народ под руководством активистов берет здание Областной администрации, с трибуны зачитывают Акт о провозглашении Донецкой Республики…

Политик Андрей Пургин, основавший движение «Донецкая Республика» еще за девять лет до событий 2014-го, рассказал собкору «Ридуса» о том, что читавший акт Владимир Макович даже не знал его содержания, о предпосылках пророссийского выбора Донбасса, о гражданском подвиге донецких обывателей и о трагедии российских добровольцев.

«Ридус»: Андрей Евгеньевич, давайте вспомним, что случилось 7 апреля 2014 года в Донецке, и, может быть, вы с высоты случившегося в дальнейшем проанализируете это событие.

Андрей Пургин: Это был момент, когда небольшая группа людей взяла на себя ответственность, не испытывая, впрочем, иллюзий. Таких людей на март — апрель 2014 года было очень мало, я не только персоналии имею в виду, но и в процентном соотношении.

По большей части у людей в то время восприятие было или романтизированным, или соглашательским. А мы шестого числа, собираясь захватывать здание ОГА, понимали, что если у нас не получится, то возвращаться мы будем в тюрьму.

У Таруты (Сергей Тарута, на 6 апреля 2014 года губернатор Донецкой области. — Прим. «Ридуса») уже были списки человек на пятьсот, подготовленные к арестам. Многие тогда воспринимали нас как сумасшедших радикалов. И очень мало кто был на самом деле в курсе наших намерений.

Если вы посмотрите запись митинга шестого апреля, то там Денис Владимирович Пушилин, не зная еще, что мы собрались брать ОГА, призывает брать СБУ. И, может быть, вы помните выступления Кофмана и Царева (Александр Кофман — министр иностранных дел ДНР в 2014-м, сейчас председатель Общественной палаты ДНР; Олег Царев — депутат Верховной рады Украины, затем спикер парламента Новороссии. — Прим. «Ридуса»), где они, обращаясь уже потом к залу, говорят о федерализме.

А о том, что именно будет зачитывать Владимир Макович (и. о. спикера Народного совета ДНР в 2014-м, человек, 7 апреля 2014-го зачитавший Акт о провозглашении ДНР. — Прим. «Ридуса»), знали фактически три человека: Литвинов, я и Черкашин (Кирилл Черкашин — общественный деятель, политолог, депутат ВС ДНР; Борис Литвинов — общественный деятель, управделами Совмина ДНР в 2014-м, лидер донецких коммунистов. — Прим. «Ридуса»).

Макович не знал содержания текста, который он зачитывает. А у нас было восприятие момента по принципу «сейчас или никогда». Так что теория малых групп, очевидно, работает.

«Ридус»: Это же не вдруг произошло, организация «Донецкая Республика» существовала с 2005-го?

Андрей Пургин: Да, мы все эти годы вели активную деятельность, результатом которой в том числе было пятнадцать томов уголовных дел на трех человек, двое на этот момент живы — я и Татьяна Адольфовна Дворянкина, согласно законодательству Украины… это 109-я статья — «Свержение власти насильственным путем», 161-я — «Разжигание межнациональной розни» и 110-я — «Сепаратизм».

СБУ довело нас до апелляционной тройки закрытым судом, но, поскольку на суде надо было предъявить оперативное дело, с которым я до сего момента не знаком, а в деле этом указаны позывные информаторов, на основании показаний которых дело сформировано, то нас подвесили на подписку о невыезде и бесконечное дорасследование. Работали с окружением, работали с бизнесом, у меня по небольшому бизнесу до восьми судебных дел шло одновременно.

Так или иначе, до 6-7 апреля мы работали очень малым коллективом, малой группой.

«Ридус»: Как вы бы охарактеризовали настроения донецкой элиты домайданного периода? Я в связи с тем, что можно встретить утверждения, что ваш «донбасский сепаратизм» — это проект, например, олигарха Рината Ахметова.

Андрей Пургин: Элита наша не была полностью чужда настроениям в обществе, и здоровый, на мой взгляд, регионализм у них присутствовал, у Ахметова в том числе. Другое дело, что наш регионализм преследовал целью защиту русского цивилизационного пространства, а у них он происходил из задач защиты своих денежных интересов. Из 14-15 миллиардов, которые перечисляла в бюджет Донецкая область, она получала обратно шесть-семь.

Как вы думаете, как на фоне этого смотрели на нас представители крупного бизнеса? Как на полезных городских сумасшедших они смотрели. Тем более что на Украине начали бороться с сепаратизмом едва ли не с 1989 года. А независимая Украина с самого начала была жестко унитарным государством.

Вам трудно это понять, потому что вы из России. Здесь депутаты Областного совета не решали вообще ничего, это были просто люди со значками. Здесь везде, даже в казначействе, были удаленные рабочие столы на офисных компьютерах. То есть здесь даже серверы не размещались. При штурме телецентра мы выяснили, что и у них серверы стоят в Киеве! Унитаризм, возведенный в абсолют, никакого со стороны Киева доверия регионам, накрепко закрученные гайки.

«Ридус»: А как же мощный «донецкий клан» того же Януковича, который в Киеве вызывал у многих недовольство?

Андрей Пургин: Это не клан, это стая. Организованная по принципу: стая штурмует главную должность в стране, а потом уже сама распределяет все собранные со страны деньги. Как в притче про дракона, в которого превращается витязь.

Та же «Партия регионов» не защищала русский язык никогда, напротив, она проводила здесь украинизацию. Так же и «донецкий клан» не защищал ни русских, ни русскоязычных на практике. Он воевал за деньги всей Украины, вот что он делал. Это стая, которая объединяется не ради идеи, но только ради того, чтобы завалить оленя и съесть.

«Ридус»: При этом, насколько я знаю, в Донбассе уже со времени развала СССР существовало движение в сторону России?

Андрей Пургин: Да, так называемое интердвижение. Активистами его были Владимир Корнилов (политолог, журналист, общественный деятель. — Прим. «Ридуса») и даже в большей степени его старший брат Дмитрий (историк, журналист, соорганизатор «Интерфронта Донбасса». — Прим. «Ридуса»), ныне покойный, который много лет собирал документы, связанные с Донецко-Криворожской Республикой (ДКР).

В 1994 году здесь был проведен огромный референдум одновременно с местными выборами, по трем вопросам — русский язык, федерализм и отношения с Россией. Более девяноста процентов было положительных ответов.

В Донецкой и Луганской областях были те же тенденции, что и в Крыму, который тогда буквально затолкнули в Украину. Вообще интердвижение было в чистом виде реакцией на развал Советского Союза, когда миллионы русских оказались за пределами России.

Чтобы вы понимали, на тот момент на Украине оставалось до 18 миллионов русских. Сейчас — меньше миллиона. То есть произошел бескровный этноцид своего рода. Но на тот момент они апеллировали не к русскости, а к советской идентичности, советские же еще были люди. Но так как этничность намного сильнее, со временем произошло затухание интердвижения на Донбассе. А мы подхватили падающее знамя, но уже в форме регионализма как принадлежности к русскому цивилизационному пространству.

«Ридус»: Можно ли считать референдум 1994-го своего рода репетицией референдума мая 2014-го?

Андрей Пургин: Не совсем. Хотя его результатом, в частности, стал особый порядок налогообложения пяти восточных областей, который существовал до конца 1996 года, они были экономически обособлены. Потом произошел так называемый сговор элит, и эту историю слили.

«Ридус»: Если говорить о регионализме: в России тоже есть подобные настроения, но они, скорее, вызывают настороженность и центра, и большей части патриотов…

Андрей Пургин: Смотря о каком регионализме речь, что вы имеете в виду — Татарстан или Тамбов. Или у вас с Тамбовом какие-то сложности?

Конечно, в любом регионализме есть элемент сепаратизма. Но если говорить о нашем товарище Артеме и его ДКР, то он предполагал, что СССР пойдет путем экономического регионализма. И страна до некоторого времени этим путем и шла.

Украина очень не любит об этом вспоминать, но делегаты из Полтавы и Сум сами приехали в Харьков и голосовали за создание ДКР, поскольку они тяготели к Харькову и не понимали, зачем им Киев, если экономика здесь. Затем присоединилась Одесса, и какое-то время ДКР существовала в формате «весь Юго-Восток».

Напомню, в то время существовала и Закавказская республика по тому же принципу — экономическому, а не этническому. Потом эта модель была сломана в угоду интересам «мировой революции», которой надо было показать, как у нас тут расцветают разные народности, и в конце 1923 года началась так называемая коренизация, которая на Украине продолжалась десять лет. А в Казахстане казахам и того дольше доказывали, что они казахи. Они поначалу отказывались в это верить, но в итоге смирились.

Что касается современных форм регионализма: ну, есть Германия как конгломерат земель, где Бавария может простым голосованием стать государством хоть завтра, есть Соединенные Штаты, в конце концов.

Может, тогда проблема не в регионализме или федерализме, а в чем-то другом? Вообще говоря, патриотизм как строится? В пять лет ребенка должны научить не бросать мусор в своем дворе, в семь — любить свой город, в четырнадцать — любить свой регион, ходить на матчи городской команды, а в 18-19 лет он должен пойти в армию и воспринять идею большой Родины. То есть регионализм — это такой патриотизм 14-16 лет, молодой патриотизм, но без него не получится и большого, «взрослого» патриотизма.

«Ридус»: Но вы, как понимаю, и по сей день ярко выраженный «донбассовец»?

Андрей Пургин: Наш регионализм был прежде всего реакцией на угрозу поглощения агрессивным украинским национализмом. Тем более что Москва нас до какого-то момента не видела. Поэтому мы апеллировали не к Москве, а к русскому цивилизационному пространству.

Российский флаг, причем официальный, а не какие-то его варианты — советские, имперские — присутствовал на всех наших акциях. Это был маркер политической приверженности и намек на то, что мы стучимся в ворота Спасской башни.

Как мы к этому пришли? Я был свидетелем и развала Союза, и наступающего украинства. Если в 2005-м говорили, что нужно бандеровцев загнать за Збруч (приток Днестра на границе Тернопольской и Хмельницкой областей. — Прим. «Ридуса»), то теперь у нас Збруч здесь, под стенами, на две тысячи километров продвинулся. И к 2014-му у нас уже совсем иллюзий не было, что все как-то наладится.

А я лично политической деятельностью занялся открыто в начале 2005 года, когда мы устроили палаточный городок на площади Ленина в Донецке, который породил целое движение палаточных городков по всей Украине — в Одессе, Харькове и так далее. Я был одним из комендантов этого городка. Мы простояли две недели. Распущен был этот городок после того, как Янукович прямо в палатке упал на колени перед пятью людьми и рассказывал, что все у нас будет хорошо.

«Ридус»: Янукович стоял перед вами на коленях? А как продолжилось ваше столь необычно начавшееся знакомство?

Андрей Пургин: Никак. Очень сложно, когда люди склонны верить. В ноябре 2006 года мы предприняли попытку проведения референдума, после этого нами уже занялись всерьез. Так что к четырнадцатому я уже не имел никаких иллюзий.

Накануне начала здесь русской революции, в конце февраля, ко мне приехал хороший мой друг Леша Худяков и говорит: «У вас же революция?» Я говорю: «Какая такая революция?» И мы пошли в Ворошиловский райисполком, где собрались чиновники, представители политических партий и представители общественных организаций.

Я получил слово последним. Передо мной выступали около сорока человек, и все говорили, что никаких мероприятий не нужно, что нужно объединиться с СБУ и МВД и охранять город, не пускать сюда нациков, а вообще в городе должна быть гробовая тишина. Я взял слово и сказал, что не нужно закручивать гайки, а нужно, наоборот, общественное движение возглавить, городской власти следует провести митинг и объяснить жителям, на каком мы вообще свете оказались. В итоге «Партия регионов» 1 марта провела два митинга — проукраинский и пророссийский, организованы они были из одного кабинета, точно так же, как регионалы этим занимались все годы до этого.

«Ридус»: Вы описали общественно-политический пейзаж, а что касается той составляющей, что в будущем станет военной? Например, Александр Сергеевич Ходаковский в свое время рассказал мне, что они в начале марта заняли здание на бульваре Шевченко и там начали самоорганизовываться.

Андрей Пургин: Я на тот момент не был с ним знаком, мы же из разной среды: я общественник, а он был госслужащим, силовиком к тому же. Что до его роли, то я считаю, что его «Восток» в первый раз оказал серьезное влияние на ситуацию 9 мая 2014-го, когда уже произошли трагические события в Мариуполе (противостояние в Мариуполе между украинскими нацбатами и сторонниками ДНР, приведшее к человеческим жертвам. — Прим. «Ридуса») и в Красноармейске, где толпу расстреляли из автоматов.

А в Донецке в то время на улицах появились два КамАЗа, в которых сидели молодые люди с автоматами и георгиевскими ленточками на рукавах, и этими людьми руководил Ходаковский. Этим публичным действом Ходаковский сдвинул все, что можно сдвинуть, поскольку он погасил панические настроения, показал народу, что у него есть защитники, и позволил провести референдум 11 мая.

Это был гигантский по эффекту поступок, который он, как военный человек, возможно, даже и не заметил или не придал ему того значения.

«Ридус»: Но ведь к тому моменту уже месяц шла оборона Славянска. Как вы охарактеризуете роль Славянска и Стрелкова в качестве катализатора восстания?

Андрей Пургин: Вы бывали в Славянске? Нет? Так вот, это маленький городок, к тому же он довольно далеко от Донецка. Там главная гостиница — двухэтажное здание, и этого вполне хватает. Вот у вас в Ленобласти есть город Выборг. Представьте, что в Выборге что-то происходит. Какое влияние это оказывает на пятимиллионный Питер? Не очень, наверное, большое. Такая же ситуация со Славянском и Донецком.

Что до роли Стрелкова — ответьте мне на такой вопрос: кто победил в Великой Отечественной войне? Сталин, Жуков или все же советский народ? Когда вы говорите о роли Стрелкова как источнике восстания, вы нивелируете гражданский подвиг тысяч людей. Обывателей, которые рискнули очень многим, придя на тот же референдум и высказавшись, при этом понимая, чем это им грозит. Напомню, что к тому времени уже расстреляли людей в Мариуполе и толпу в Красноармейске, о чем я упоминал. При том, что я далек от того, чтобы умалять роль Стрелкова в наших событиях и его решимость. Он рисковал собственной жизнью и жизнями своих военных людей, что, безусловно, поступок… Но поступок для военного человека привычный.

Так или иначе, все люди, пришедшие из России, имели место, куда могли отступить, вернуться. А каждый из местных рисковал не просто жизнью, а, так сказать, жизнью в комплексе, в том числе семьей и близкими. И отступать нам было некуда, и сейчас некуда.

Вот вы упомянули Ходаковского. Вы же понимаете, что ему светило, когда он начал эту свою активность, тем более когда вывел вооруженных людей? Пожизненное как минимум. А вообще, я думаю, он понимал, что если у нас не получится, то ему попросту хана.

«Ридус»: Вы сами коснулись разницы между местными и российскими добровольцами. Не секрет, что многие, кто поддержал «русскую весну» в Донбассе, кто сюда приехал, рискнув все-таки, пусть одной собственной жизнью, но что тоже немало, сейчас испытывают сильнейшее разочарование — Стрелков и его круг тому яркий пример. Как вы охарактеризуете эту ситуацию?

Андрей Пургин: Трагедия этих людей в том, что они воевали все же не за Донбасс как за свой дом, а за Новороссию. За свою идею и мечту о лучшей России, которая на сегодняшний день не состоялась. И если местные, скрепя сердце, удовлетворились этим нашим непризнанным анклавом, который все же наша земля, то добровольцы из России потеряли мечту, за которую воевали. Я их понимаю.

Но я хочу сказать, что это все равно было не напрасно. Мечта о Новороссии, пусть она и не реализовалась сейчас, — это своего рода шар, заброшенный в будущее. За это будущее в том числе и мы здесь продолжаем стоять.

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.