— Меня зовут Охтырская Олеся Владимировна. Позывной мой — Лисенок, все меня знают как Лисенка.

На третий мой день на передовой меня назначили старшей позиции. Наши тогда уже оставляли Лисичанск, что под Луганском. У меня был приказ вывести ребят из-под огня, если на нашей позиции будет противник. Мы приняли бой. Боезапас почти кончился, пришлось уходить.

Наша позиция была на высотке, когда мы уползали оттуда, по нам бил танк, но получилось уйти. Вышли в зеленку и встретили пять минометчиков — молодые ребята по 16−17 лет.

1

© Анна Долгарева/Ridus.ru

Я им говорю: «Вы кто?», — а они говорят: «Мы минометчики».

Я спрашиваю, почему во время боя миномет не работал. Отвечают: «А мы проснулись, а наш командир убежал, и мы остались одни, мы не знали, куда нам идти и что нам делать».

Ладно, говорю, потом поговорим, сейчас времени нет. Побежали дальше. Впереди мои ребята — Славик, Сережа и Саша. Посередине эти минометчики. Последними — я и еще один парнишка, Саша зовут, Зять. У него граната, у меня десять патронов. И все. Никакого больше оружия ни у кого нет.

Значит, бежим мы по ложбинке, и тут прилетает снаряд. «Зушка». Совсем рядом с нами. И нас накрывает волной земли. Она была везде: и во рту, и в ушах. И первое, что я услышала, — крик. Я бежала, я еще ничего не видела, но бежала на этот крик. Бегу на крик, а плывет все в глазах, плывет, полный рот земли, все скрипит на зубах.

2

© Анна Долгарева/Ridus.ru

Лежат три молодых парня. Одного осколками посекло. «Двухсотый». Второго поднимаем — у него перебита шея. Аптечка у меня была, но спасать там уже было некого. И третий лежит в двух шагах от них. Клубочком свернулся и лежит. Я говорю: «А ну переворачивайте!». А на нем ни царапины.

Мы его растормошили, а он в шоковом состоянии после взрыва. Рядом с ним двоих убило, а этот легким испугом отделался. Ну вот и скажите после этого, что Бога нет.

Кричу на Славика: «Где плащ-палатка?!». Чтобы дальше ребят нести и следов крови не оставлять. Славик отвечает: «В окопе оставил». А мозги, говорю, ты в окопе не оставил? Сорвалась я тогда. Выкричалась.

Ребят пришлось оставить там, иначе пришлось бы остальных всех положить. От них бы кровавый след оставался. А нам надо было незаметно уходить. Нам же защищаться нечем вообще было, боекомплект полностью израсходован. И у меня это все в доли секунды в голове проносится, и я говорю: «Подняли оружие и пошли».

3

© Анна Долгарева/Ridus.ru

И тут над ложбиной, где мы шли, зажужжал БТР, и пехота вышла. Мы присели. А я понимаю, что пока работает техника, они нас не слышат, но зато они могут нас увидеть. Поэтому нам нужно быстренько оттуда уходить. И мы поднимаемся и бегом оттуда. А впереди хмель дикорастущий, и он все заплел. Нож на всех один, у Славика, и он начинает этот хмель разрезать. А он же еще и руки режет…

Пацаны начинают кто зубами, кто руками рвать этот хмель, потому что нам нужно сделать проход и выбраться. Мы только прорвались — и над нами заходит самолет, «сушка». Ну то есть представь: зеленка в стороны уходит, вправо и влево, а нам вперед нужно. И мы вышли, получается, на открытую местность, и на нас летит «сушка».

Ушли направо, в зеленку. Пересидели. Хочется пить, а воды нету. У кого-то оказалась баклажка, но она была забита деревянной пробкой. Мы давай ее ковырять, а я понимаю, что у нас нет времени, сейчас второй заход «сушки» — и все, мы приехали. Получается, то, что мне было поручено, я не выполню.

4

© Анна Долгарева/Ridus.ru

Говорю: «Ребята, идем вперед». Выходим: вообще открытая местность, зеленка где-то на горизонте, нам спрятаться негде вообще. Но перед нами трава, трава где-то выше груди. И в этой траве пара тропинок. Ну, Славик кричит, мол, давай по тропинке. А я эту тропинку не знаю, там запросто снайпер где-нибудь сидеть может.

Но вот трава — она нетронутая. На ней точно ничего нет. И мы пошли по траве. Иду я первая на этот раз. Тут сзади меня падает парень. Я поворачиваюсь, а он говорит: «Все. Я не могу идти». И все останавливаются. А мы, напоминаю, стоим на открытой местности.

Я говорю: «Что значит — не можешь идти? Ты понимаешь, что сейчас из-за тебя одного погибнут все остальные? Ты хочешь, чтоб тебя несли? Они такие же уставшие, как и ты, ты ничем от них не отличаешься. Мы все прошли один и тот же путь. Это раз. Второе. Мы сейчас все стоим под огнем. Ты хочешь, чтобы все погибли?».

Он отвечает: «Нет».

5

© Анна Долгарева/Ridus.ru

Я говорю: «Значит, ты можешь идти». И парнишка подымается и начинает идти. Чтобы не погибли другие. Молодой пацан совсем, лет семнадцать ему. Дите. И у него открывается уже какое-то пятое дыхание, он подымается и начинает идти.

А у меня уже такое ощущение, что я вся в пламени. Жара, плюс еще мы бежим. А командир, когда мне велел ребят выводить, сказал, что в ложбине возле дерева баклагу с водой оставил. Подбегаем мы к этому дереву, а его снарядом разбило. И я думаю: все. Хана. Воды у нас нет. А тут детвора, и все хотят пить, и я тоже хочу уже до невозможности…

Я встала на месте, просто встала, как вкопанная. Славик меня толкает плечом. Говорит: «Чего ты встала?». «Ничего», — отвечаю. Он же этого не знал. Идем дальше.

Я думаю: уже хоть бы лужу какую-то найти. Сил уже не было. Мы пробежали свыше трех километров без единого глотка воды по жаре под снарядами после боя. Это не считая того, что мы два часа отстояли бой. Ну, что делать. Бежим дальше, подбегаем к следующему дереву. И тут возле него я вижу эту баклагу. Наверное, один из самых счастливых моментов в жизни у нас был.

Не знаю, сколько мы там просидели. Наверное, пару минут, но казалось, что долго. Дальше мы к охладительному пруду уже вышли, а потом — на казаков, на людей Полтинника. Мы не из их подразделения были, но нам все равно помощь оказали.

Потом уже, когда в Алчевске оказалась, выяснилось, что нас всех уже в «двухсотые» записали. Всех нас. Последних, кто из Лисичанска уходил. Никто не думал, что мы выйдем. А мы вышли.

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.