Двадцатипятилетний юбилей «Смысловые Галлюцинации» отмечают большим туром, вторая часть которого вот-вот начнется и пройдет по Белоруссии, Прибалтике и европейской части России. 

Образованная в 1989 году екатеринбургская команда до конца 90-х для широкой публики оставалась в тени, а уж как вышла из нее, более туда не возвращалась, и два хита, занимавшие в этом году верхние места «Чартовой дюжины» «Нашего радио» - "Вечность встанет с нами рядом" и "Мысленный Волк" -  тому лучшее подтверждение. И все же юбилейное турне «Глюки» озаглавили «25 лет в темноте», и в этом названии, как выяснилось, есть место и переносному, и вполне прямому смыслам.

Лидера группы Сергея Бобунца «Ридус» застал в Москве, куда он вместе с директором «Глюков» Олегом Гененфельдом приехал отснять несколько кадров для видео на песню «Мысленный Волк». Мы встретились с «Бубой» в скромном кафетерии на втором этаже продуктового магазина на 5-й улице Ямского поля около ВГТРК, куда он заехал принять участие в радиопрограмме. Наш разговор сам собой начался с обсуждения городов и весей бывшего СССР, которые коллектив объездил за последние четверть века, и плавно перешел к положению дел в рок-музыке.

© Антон Тушин/Ridus.ru

— Рок в последние годы становится все менее популярным и на Западе, и в России. Как считаете, тенденция продолжится или это лишь временное затишье?

— Этой тенденции уже миллиард лет. Мой музыкальный вкус состоялся во второй половине 80-х годов. И в нем уже не было рок музыки в классическом понимании. The Beatles, The Rolling Stones, Deep Purple — я этого ничего не знал. Я вырос на New Order, Joy Division, Happy Mondays, The Cure, Depeche Mode, синти-попе, пост-панке и так далее. Для меня рок тогда уже умер. Сейчас я, конечно, умиляясь, слушаю Led Zeppelin, потому что все это были реально прикольные группы. Недавно, например, я посмотрел документальный фильм Мартина Скорсезе про Джорджа Харрисона и влюбился в «Битлов». Это были гениальные ребята: до сих пор музыкальная культура использует потенциал, который был ими наработан.

В начале 90-х, на волне популярности гранджа, мы около года увлекались Nirvana, потом были RHCHP, в Архитектурном институте носили яркие шорты и бейсбольные кепки, слушали хип-хоп. В конце 90-х постоянно зависали на электронных вечеринках: заходили в пятницу, выходили в воскресенье под утро. Все это сказывается на нашем творчестве. И в двухтысячных людям было тяжело понимать, что мы делаем. Звучали мы для большинства непонятно как, хотя для нас это было естественно. Пели тоже о непонятных для многих вещах: ноют что-то, смерть у них какая-то, название черт знает какое.

© Антон Тушин/Ridus.ru

— Знаете ли Вы в широком смысле этого слова рок-группы, которые могут в ближайшее время «выстрелить»?

— В Екатеринбурге мы создали Медиа-Лабораторию S.G.T.R.K. Теперь это самая большая студия на Урале, расположенная в одной из тон-студий ВГТРК.  Она было заброшена, но мы ее восстановили, поскольку это единственная в городе постройка, сделанная специально под студию. Там мы работаем с разными группами, в одном Екатеринбурге их около шестисот. Понятно, что мы не занимаемся всем объемом, но работы хватает. Настолько, что я даже не заметил, как мы в этом году выпустили две песни, которые стали хитами.

Как-то раз я посвятил всю ночь и львиную долю утра прослушиванию всей доступной «ВКонтакте» уральской музыки. Про Клондайк, увы, говорить не приходится.

© Антон Тушин/Ridus.ru

— Вы упомянули, что поете о непонятных для многих мрачных вещах. Так и свой юбилейный тур Вы назвали «25 лет в темноте». Откуда такой подход?

— У каждого человека внутри это сидит, у каждого свои тараканы. Мы эту тему и пережили, и поэксплуатировали. У меня был рубеж, когда мы записали альбом «Сделано в темноте», тогда для меня все кристаллизовалось и встало на свои места. Мы же не выдумывали название. Все демки я записал в своем кабинете, где я много ночей подряд сидел в темноте с открытым ноутбуком и парой свечей. Этот альбом звучит очень близко к тому, как хотелось бы, и по настроению он целостный. Я был удивлен, когда узнал, что песня «Погружаюсь» по итогам года находилась самое продолжительное время на первом месте «Чартовой дюжины». Тогда я понял: с самого дна путь только один — наверх.

— Сейчас Вы отмечаете четверть века своего существования. Что думаете по поводу высказывания Сергея Михалка из «Ляписа Трубецкого» о том, что «самое позорное, самое глупое, самое пошлое, что может произойти с рок-группой, — это встретить 25-летний юбилей»?

— Я слышал его заявление и смотрел это видео. Когда он его записывал, мы вместе находились на одном корпоративе в Каннах (смеется). Это же ведь пиар-ход. Сами посудите, пролетарская группа выступает на корпоративе в Каннах — некий диссонанс имеется.

© Антон Тушин/Ridus.ru

— В новом клипе на песню «Вечность встанет с нами рядом» есть кадры настоящих родов. А остальные люди — доярка, столяр, кузнец, пекарь, гончар, часовщик — они настоящие?

— Все настоящие люди. Это большая работа найти их и снять.

— Кому принадлежит эта идея? Режиссеру Евгению Григорьеву или вы это вместе обсуждали?

— Все три клипа, которые мы с ним снимали — это полноценное сотворчество. Мы знаем, что делаем. И это довольно редкий случай. Обычно снимают клипмейкеры, и если клип имеет хоть какое-то отношение к тебе, уже хорошо. У нас подход другой — мы делаем маленькое кино по правилам, по которым снимается настоящее кино. Здесь каждый момент важен. В первом клипе «Без стюардесс» съемки с нашим участием совместили с хроникой 70-х годов. Многие даже не сообразили, что это мы там находимся. Снимали на старые камеры и на отрытую в архивах старую пленку.

В съемках задействованы настоящие профессионалы. Эти люди могут часами ждать, пока пролетит самолет, и если он пролетел неудачно, они будут ждать столько сколько нужно, пока не добьются своего. Но идеи всегда наши, посыл наш. В случае с «Последним днем Земли» мы с Олегом вообще сначала клип придумали, а потом песню записали. Для нас это культурное событие.

— Однако же клип на песню «Мысленный волк» снимает для вас Валерия Гай-Германика. И, насколько известно, в процесс Вы не вмешиваетесь.

— Как раз сегодня в минимальном эпизоде меня снимут. А вообще, это исключительная история. Никогда до этого такого не было. У Валерии сформировавшийся взгляд на мир, свое восприятие, свой творческий инструментарий. Поэтому мы полностью ей доверились. Я первый раз вчера кадры из клипа увидел на фотографиях. Какой бы он ни был, я его буду нормально воспринимать. Это честное творческое отношение. Зачем я буду давить, если это ее текст, ее песня, и она ее чувствует, возможно, лучше, чем я?

— Многие вещи Вы пишете с Олегом Гененфельдом в соавторстве, как это происходит?

— Обычно у нас было так: один из нас пишет куплет, а другой припев. Помню, как мы писали «Розовые очки», это, кажется, был 1998 год, я тогда работал на радио. Мы созванивались по домашним телефонам и диктовали друг другу по строчке. На мой взгляд, это очень хороший метод. Ведь одна из основных проблем творческих людей, с которой мы миллион раз сталкивались, будь то аранжировка или написание текстов, заключается в том, что от многого тяжело отказаться. Клавишник, например, придумал двадцать пять партий для песни, а осталась только одна и то ее порезали, ему жалко работы, потраченного времени, да и вообще ему нравились эти двадцать пять партий. Но постепенно мы пришли к тому, что главное уметь безжалостно отрубить все лишнее. Все, что тебе кажется хоть немножко спорным, слушателю будет бросаться в глаза, ведь он находится вне контекста твоих образов. А совместное творчество позволяет безжалостно крушить друг друга.

— За кем, в таком случае, последнее слово? За лидером группы или за директором?

— А кто первым успел. Поскольку я записываю демо, я чаще и успеваю первым (смеется).

— Вы ушли из соцсетей, почему?

— Я держался до последнего. Я очень болезненно воспринимаю ситуацию с Украиной. Множество наших друзей оказались по разные стороны баррикад, причем радикально. Родился я в Нижнем Тагиле, фамилия у меня Бобунец, мама полька, папа украинец, а я русский. Я сразу понял, что каждый, кто что-то комментирует, пишет какой-то пост, выкладывает видео, покидывает поленья во все это. Я даже попытался призвать людей остановиться и не нагнетать. Потом я старался заходить на Facebook, только чтобы использовать его как инструмент связи. В какой-то момент я понял, что больше не могу этого выносить и удалился сразу отовсюду. А я был достаточно сильно погружен в соцсети, поскольку мы их используем как Медиа-Лабораторию. Сейчас я даже на «Яндекс» стараюсь не заходить.

— Андрей Макаревич и Александр Ф. Скляр во всеуслышание озвучивают свою позицию по Украине. Александр Васильев из «Сплина» в одном из интервью наоборот «съехал» с вопроса о политических предпочтениях и подвергся за это обструкции со стороны либеральной общественности. Насколько, по-Вашему, вообще уместно со сцены навязывать свои политические воззрения, если речь, конечно, не идет об изначально политизированных группах типа Rage Against the Machine?

— Меня всегда смешили группы, которые поют о политике. Эти люди эксплуатируют юношеский максимализм, используя достаточно простые, плоские механизмы, лозунги. Это ничем не лучше механизмов воздействия на аудиторию, которые применяют поп-артисты. Совсем другое, когда человек тебе что-то говорит спокойным голосом, и ты понимаешь, что дышать не можешь или у тебя мурашки по коже.

Что же касается упомянутых музыкантов… Ситуация чудовищна. «И треснул мир напополам…». Как можно было представить, что после десятков лет народной любви, в один момент люди отвернутся от Макаревича? И это сплошь и рядом: доходит до того, что родственники начинают между собой враждовать. Люди втягиваются с головой, а нужно было остановиться и задуматься, а нужно ли тебе это? Еще месяц назад человек был вменяемым, а теперь он звонит и орет на тебя: «Сука, когда вы остановитесь?!»

© Антон Тушин/Ridus.ru

— Васильев, как раз, не стал втягиваться, и все равно оказался под огнем критики.

— Ситуация с Сашей мне неизвестна, как помните, из соцсетей я удалился. А вообще на этот счет хорошо сказал* мой кумир Роберт Смит (вокалист The Cure, — прим. ред.). К сожалению, не смогу привести его слова дословно, но смысл тот, что музыкант не имеет права высказывать свое мнение по каким-то политическим событиям, лидерам и ситуациям. Это все временно. А высказываясь, он разрушает свою вселенную, свой мир, который вечен. Как я могу сказать, что я за условного Василия Булкина, к примеру? Слишком высока степень ответственности и воздействия, ведь люди тебе доверяют. И твой поступок, твои слова могут повлиять на многое. Я свое мнение сказал: всем нужно было выдержать паузу и осмотреться. Если бы люди хоть неделю не комментировали ничего, ситуация по-другому бы сложилась. А тут уже деваться некуда.

*По всей видимости, речь идет об этом высказывании Смита: «It has always seemed slightly uncomfortable, the idea of politicised musicians. Very few of them are clever enough to do it; if they're good at the political side, the music side suffers, and vice versa».

«Меня всегда смущали музыканты, которые лезут в политику. Мало, кто из них достаточно умен, чтобы этим заниматься. Если они хороши в политике, то страдает музыкальная сторона, и наоборот».  

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.