Конкурс VIII Международного кинофестиваля имени Андрея Тарковского «Зеркало» в этом году можно признать щадящим — в особенности по сравнению с прошлогодней программой, ко зрительским чувствам отнёсшейся с изрядным равнодушием. На сей раз программный директор фестиваля Андрей Плахов не стал пугать публику и жюри своими порой радикальными привязанностями, подобрав картины, которые не отталкивают, а всё же вызывают симпатию. Используя в качестве основы жанровые структуры, их авторы внятно рассказывают понятные истории, но не поддакивая зрителю, а сохраняя собственную интонацию.

О четырёх участниках конкурса мы уже имели возможность рассказать отдельно. Это и не самая удачная попытка биографического фильма «Братья Ч» (Россия, реж. Михаил Угаров). И премированная фестивалями, но не вызывающая глубоких чувств драма о пришедшемся на время войны отрочестве «Толстая тетрадь» (Венгрия-Германия-Австрия-Франция, реж. Янош Сас — кстати, единственный среди всех режиссёр с солидным 20-летним стажем, большинство прочих работ — дебюты либо вторые картины). И жёсткое, но одновременно симпатичное девичье роуд-муви «Я не вернусь» (Россия-Эстония-Финляндия-Беларусь-Казахстан, реж. Ильмар Рааг). И ещё более жестокое, но прекрасно поставленное «Племя» (Украина, реж. Мирослав Слабошпицкий), явно претендующее нынче на «зеркальное» Гран-При. Поэтому посвятим данный рассказ оставшимся шести произведениям.

1

Кадр из фильма «Убить человека».

Одним из фаворитов программы ответственно можно назвать фильм «Убить человека» (Чили-Франция, реж. Алехандро Фернандес Альмендрас), уже показанный в Роттердаме и Локарно и завоевавший главный приз «Санденса». Это основанная на реальных событиях история о Зле, которое вторгается в жизнь обывателя в полной уверенности в своей безнаказанности. Отсидев полтора года, бандит Калуле принимается мстить «обидевшей» его семье — забыв, что отца он нагло ограбил, а сына и вовсе чуть не убил. Огорчённый тем, что они свидетельствовали против него, Калуле начинает с телефонных угроз, а затем с помощью дружков переходит к агрессивным действиям. Но даже нападение среди бела дня на невинную девушку полицией воспринимается всего лишь как «незначительные повреждения». Выписанный ордер не производит на злодея должного впечатления, а ничего серьёзнее прокурор до понедельника предпринимать не будет: выходные. Поставленный перед выбором — терпеть или ответить, — Хорхе берётся за ружьё.

Разыгранная без лишних слов, но с неотступным ощущением зависшей в воздухе тревоги, картина отмечает ту границу, за которой убийство человека уже не кажется преступлением. Хорхе — рядовой гражданин, диабетик, работает смотрителем лесопарка и любит играть на губной гармошке. Но когда государство бездействует, не воспринимая зэковские нападки как опасность для жизни, герою просто не остаётся ничего иного: либо борись, либо безвольно склоняй голову. При этом режиссёр старается ничего не добавлять от себя, наблюдая за происходящим как бы со стороны и почти не трактуя совершаемые персонажами поступки. Понимание того, что история универсальна и могла произойти в любой стране (и уж тем более в России), обеспечивает зрительское сопереживание и без дополнительных наигранных эффектов.

2

Кадр из фильма «Сентябрь».

Не нова для кино и тема пробирающегося в чужую семью якобы доброжелательного незнакомца — но и она всегда впечатляет, так как испортить подобный сюжет трудно. Героиня «Сентября» (Греция-Германия, реж. Пенни Панайотопулу) — 32-летняя Анна, одинокая и несчастная, единственной отрадой которой является собака Ману — она ей даже сказку на ночь читает. Иногда раздаются звонки от живущей в Америке сестры, но в остальном: «Всё как обычно — дом, работа». Но вот Ману умирает — что внезапно сближает женщину с семьёй Софии и Статиса. Они и раньше постоянно пересекались, но теперь София разрешает Анне похоронить собаку в своём саду. Поначалу зрителю может показаться, что между ними существует некая родственная связь, но вскоре становится ясно: они чужие люди, просто однажды повстречавшиеся на улице. И хотя Статис сразу замечает, что у их новой «подруги» явно не все дома, София прибившуюся к ним одиночку жалеет. Однако активность Анны всё возрастает. Для начала она дарит обретённым «друзьям» лампу — и сама определяет ей место. Заводит с детьми игру в прятки, прячась под детской кроваткой. Спит в машине возле их дома, забирает их мусор, вешает выброшенные ими записки себе на стену. Зовёт к себе на день рождения, а потом притворяется, что захлопнулась дверь, — и напрашивается к ним ночевать. «Мне у вас хорошо», — признаётся она, а у самой взгляд странный, недобрый — ну точно всех скоро зарежет. «Мне страшно», — просыпается среди ночи София, да поздно: змеюка уже пригрета на груди и одним прекрасным днём доходит до того, что Анна забирает детей из школы...

От настоящего триллера картину отделяет всего один шаг; сделай его режиссёр — получилось бы по-настоящему жутко. Но до предела Панайотопулу не доводит, ибо снимает всё же не очередную страшилку, а историю одиночества с тщетными попытками его преодоления. И в монстра Анна, по счастью, всё же не превращается — оставаясь обычной греческой бабой, не знающей ласки и привычного прочим человеческого тепла. Просто на душе у неё — сентябрь (само действие разворачивается весной), оттого и тоскливо. Но в финале героиня нашла себе новую собаку — и, будем надеяться, успокоилась. Такой вот психологический портрет жительницы современных Афин.

3

Кадр из фильма «Карнавал».

Отчасти мелодрамой, отчасти драмой маленького человека оказался «Карнавал» (Турция, реж. Джан Кылджыоглу). Али Синан, проще — Алис, после пятнадцати лет работы в магазине отца решает начать что-то своё — неважно что, лишь бы пойти уже, наконец, собственным путём. Отец, противясь, вспылил — и теперь Алис живёт в дядином «форде». Буквально — ночует там, утром находит местечко помыться и переодеться, а мама приносит еду и пытается свести его с дочерью соседки. Тут подворачивает вакансия торгового представителя, получающего 10% за продажу каждого пылесоса, чистящего паром. Залог успеха, как учат на тренингах, — прямая спина и воодушевление: «С „Карнавалом“ и жизнь карнавал». Вот и начинает герой бродить с пылесосом по родному городку Измир, раздавая визитки, развешивая рекламки, а в машине усаживая нового «бизнес-партнёра» на переднее место, бережно пристёгивая ремнём безопасности. Знакомство с красивой девушкой Демет — также работающей вместе с отцом, но в свадебном зале, — внушает парню надежду на личное счастье.

Просто и мило. Без претензии, но порой именно отсутствие претензии и привлекает: рассказать историю без прикрас тоже надо уметь. Алис, конечно, тот ещё недотёпа, но вызывает если не симпатию, то сочувствие. Ему не везёт, но он не сдаётся — и это отлично. Может, сбудутся когда-нибудь и мечты Демет, которая хочет стать кондитером и перебраться в столицу, — так и слышится непроизносимое, но всплывающее интонационно: «В Стамбул, в Стамбул!..». В общем, фильм производит приятное впечатление.

4

Кадр из фильма «Виктория».

Нечто среднее между юмореской и серьёзным высказыванием представляет из себя «Виктория» (Болгария-Румыния, реж. Майя Виткова). Действие фильма начинается в 1979-м году, когда до краха коммунизма оставалось ещё десять лет. Боряна Ангелова тайком пьёт кока-колу, вырывает рекламу из буржуазного журнала и жаждет сбежать из опостылевшей ей страны — лучше всего в Венецию, до которой 1254 км, а оттуда и до Америки будет рукою подать. Но побег приходится отложить из-за беременности, а уж потом эти планы пресекает родная партия. Дело в том, что Виктория рождается ... без пупка — просто гладкая кожа на этом месте. О чуде сообщают товарищу Живкову — и глава государства лично посещает роддом (тут же названный в честь новорожденной). Викторию объявляют новым человеком, забывшим прошлое, но связанным с будущим. Она — дитя социалистической Болгарии, символ того, что «мы как никогда близки к светлому будущему». Возложенные на ребёнка надежды подкреплены подаренной её родителям машиной и новой квартирой (просьба матери обменять дары на наличные отклонена). Когда девочка становится старше, возле её кровати ставят телефон, напрямую соединяющий с крёстным — собственно Живковым. Вырастает, понятное дело, донельзя избалованная партией девочка, как данность принимающая овации в ответ на любую свою шалость и с презрением относящаяся к «обычным» родителям. Мать, впрочем, отвечает ей взаимностью: дочь украла у неё мечты о свободе и не заслуживает теперь снисхождения.

Но вот в 1989-м коммунистический режим, наконец, падает, а залихватский сюжет вдруг обрывается — и дальше фильм на полтора часа впадает в томительную медитацию. Две его половинки — как две разных картины: одна про что-то, другая, кажется, ни о чём. Вернее, так: затянувшееся на час вступление про коммунизм и Живкова — это, конечно, для привлечения внимания. А уж собственно кино начинается потом, когда Виктория взрослеет и уже больше понимает и про себя, и про окружающий мир. Бразды правления страной переходят к демократическим силам, и девочка вдруг узнаёт, что её семья — не партия, а немая бабушка, которую она никогда раньше не видела, молчаливый отец и мать, решительно не настроенная с нею разговаривать и застывающая в рапиде под молочным дождём... В финале, как легко предугадать, дочь осуществляет материнскую мечту, уже в новом, свободном мире добравшись до заветной Венеции... Кино, конечно, любопытное, но уж больно во второй своей части бесхребетно-психологическое.

5

Кадр из фильма «Белая тень».

Куда сложнее для восприятия «Белая тень» (Германия-Танзания-Италия, реж. Ноаз Деше), ранее отмеченная одним из второстепенных призов на фестивале в Венеции. В центре рассказа — альбинос Элиас, которому непросто живётся посреди простого африканского народа, непривыкшего к таким вот чудесам природы. После того как его отца недруги изрубили ножами, мать отправляет сына подальше от греха в город, где он начинает работать на дядю Космоса и влюбляется в девочку Антуанетту. Элиас продаёт очки, фильмы, куклы; роется на свалке — «кладбище интернета» — и толкает перекупщикам найденные там клавиатуры, чипы и жёсткие диски. Фоном к этому — собственно африканский мир: гробы выставлены прямо на улице, рядом торгуют диванами; на машине надпись «OBAMA», этот же Обама — на флаге, который дружно целуют дети; об умершем возникает спор: христианин он или мусульманин (и должен ли быть крест на гробе), а родственники спешно нанимают плакальщиков («Ладно, полчаса поплачу»); еще скорпионьи бои и постоянные упоминания о колдунах, включающие изгнание демона и насильственный отъём лицензии на колдовскую практику. Так что когда звучит страдальческое: «Если я повешусь, то скорее попаду в рай. Не могу больше выносить такую жизнь», — понимаешь, откуда такие мысли.

Идёт фильм два часа. Следить за сюжетом (он есть, но расплывчатый) непросто. Картинка экзотичная, но этой экзотики чересчур много. Короче, будь «Белая тень» в конкурсе прошлого года, то совсем бы не выделялась: тогда программа и состояла преимущественно из родственных по духу работ. Нынче же лента, получается, открывала показы не просто так: она словно бы связала закрепившиеся за «Зеркалом» традиции, а затем передала эстафету новому направлению на зрителя.

6

Кадр из фильма «Моё слепое сердце».

Но это ещё ничего. Единственным совсем уж запредельным произведением в конкурсе было «Моё слепое сердце» (Австрия, реж. Петер Бруннер), чёрно-белое кино определённо не для всех. Это основанная на реальной биографии история Курта Грубера, ужасающе тощего мужика с редким синдромом Марфана. Почти слепой, лишь немного видящий правым глазом, после смерти (как мы понимаем позже — после убийства) матери он живёт в Вене, будучи изгнан из интерната за неадекватное поведение и найдя приют на каком-то заброшенном огромном чердаке. Но нищета его обманчива: у него есть макбук, диктофон и видеокамера, с помощью которых — и с помощью сбежавшей из дома девочки Конни — он снимает своё «кино» о том, что не столько видит, сколько чувствует. За внешней непривлекательностью героя скрывается, оказывается, душа художника; уже после финальных титров на экране возникает реальное, надо полагать, видеопослание от такого же инвалида из Индии, которому творчество Курта очень помогло и дало столь необходимую в их положении надежду...

На словах, конечно, выглядит не так уж и плохо, но смотреть это практически невозможно — тут следует иметь стальные нервы и железный характер. Но по счастью, в филиал Роттердамского фестиваля «Зеркало» нынче не превратилось — и подобным визуальным экспериментом дело в Ивановской области и закончилось.

Имена своих лауреатов Восьмой фестиваль «Зеркало» объявит вечером 15-го июня.

• Телеграм
• Дзен
• Подписывайтесь на наши каналы и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.